она продолжается…
11 марта
Мне кажется, я умею писать (на слове "кажется" перекрестился – ничего не изменилось – кажется). Облекать мысли в доступную для прочтения форму. Особых оснований утверждать это у меня мало, но я почему-то твёрдо убеждён в своих способностях. И пусть я не кончал "академиев" и школ литературного искусства, пусть не увешаны дипломами стены уборной, и никто из авторитетов не цокает от услады языком: "Ай да, Самородский! Ай да, сукин сын!", но я пишу. Не понимаю – что, не осознаю – как, а просто сажусь, кладу перед собой белый лист и делаю шаг. Иду вперёд, не глядя под ноги и не озираясь по сторонам.
По прошествии дистанции в один творческий кризис, там, наверху, что-то такое открывается и обрушивается на меня всей своей беспокойной массой. И я, как медиум, разгадываю одному лишь мне понятное послание. Вот в этот самый миг и постигает разгадка. Чувствуешь, что знаешь ответ на всё на свете. Что нет больше неразрешимых вопросов. Становишься человеком, которому по-настоящему есть чем за себя оправдаться. И дрожь пробирает до кости, и не понимаешь – что, не осознаёшь – как, но точно знаешь – зачем.
Семейный триллер. Продолжение
"Тот летний вечер был прекрасен! Он был подобен тем, которые обволакивают тебя ароматом шампанского, бессовестно пьянят душу и всё делают просто и легко, и запрещает тебе вспоминать, что всё на самом деле гораздо сложнее. В такие вечера хочется сделать что-нибудь, какую-нибудь глупость – назначить, например, свидание незнакомке. В такие вечера сами собой всплывают в голове картинки о дерзновениях юности, о романтических переживаниях и крушении наивных надежд, а потом они сами собой перетекают в сердце, умиротворяя его светлой печалью о былом.
После работы ему совсем не хотелось домой – напротив, настроение располагало к променаду. Он неторопливо двинулся по любимому проспекту, и свежий ветер с реки ласково трепал его за волосы, а солнце на золотистых куполах улыбалось всеми лучами, от души желая ему приятной прогулки.
По пути он купил мороженое в стаканчике из вафли, медленно, с предвкушением его развернул и потом не кусал, а только слизывал его освежающую сладость. Когда проспект закончился бликами на спокойных и сильных глянцевых волнах, от стаканчика осталось лишь несколько сливочных капель на пальцах. Он хотел почувствовать себя ребёнком, которому мама запрещает облизывать грязные руки, но точно так же, как его фланирующий шаг упёрся в гранитный парапет, упёрлись мысли в семейные проблемы.
Он понимал, что чувства изменились. Любовь к жене если и оставалась ещё в сердце, то лишь как осколок стекла в сердце Кая из сказки о Снежной Королеве. Ситуация назрела, и пришла пора радикальных, хирургических действий мер, но – как? Как до этого дошло? Как он, такой влюбчивый и необязательный, сумел однажды полюбить так, что, казалось, и жизни не хватит, чтобы в этой любви изъясниться? Тогда, стоя перед работником
