черед. Ты что хочешь?
– Кататься в лодке и после пить чай на том берегу Оки. – Ваня, а ты? – спросил папочка.
– Нанять лошадей, прокатиться за город на каменную гору, а потом прыгать в обрыв.
Каменной горой называлась гора, на которой совсем не было камней, а напротив, вся она состояла из сыпучего песка, а обрывом была обращена к реке. Обрыв имел множество уступов, и дети забавлялись раза два или три в лето, когда доходили до каменной горы, тем, что прыгали сверху в сыпучий песок. Эти отчаянные скачки вниз не грозили никому никакой опасностью, кроме разве платьев, которые зачастую так обрывались и пачкались, что Маше задавали работу на целую неделю. Она терпеть не могла этой забавы и знала, что, несмотря на заявления девочек, что они помогут чинить и штопать, ей придется все это сделать одной, а дела и без этого было у нее немало. Она не утерпела и воскликнула, отчаянно махая руками:
– Нет! Нет! Только что сшили новые летние платья, и их-то рвать и портить на обрыве – да ни за что!
– Маша! – сказала Анюта. – Мы старые платья наденем. – Она была страстная охотница скакать в обрыв.
– Нет! Нет! – испугалась Маша. – Ни за что!
– Успокойся, Маша, это только мнения, – заметил папочка. – Митя, твоя очередь.
Митя – ему только что минуло шестнадцать лет, и он считал себя уже большим, – предложил идти утром к Золотому ключу, взять с собой всяких пирогов и лепешек и провести там весь день; он обещал после прогулки в роще, находившейся неподалеку, прочесть поэму Пушкина «Полтава».
– Вот это будет всего лучше, – согласился папочка, – и я послушаю твое чтение.
Маша одобрительно покачала головой.
– Ты, я вижу, согласна, – сказал папочка Маше, – и потому я считаю вопрос решенным.
– Не совсем, – ответила Маша, – я предлагаю поправку: сперва пойдемте в пригородный монастырь, помолимся Богу за счастливое окончание учебного года и поблагодарим Его за наше великое счастье, а оттуда пойдем к Золотому ключу. Я захвачу с собой всего-всего для вкусного обеда.
– Ты умнее всех, как всегда, – сказал папочка и прибавил весело: – Быть по-твоему, а я от себя прибавляю рубль серебром для особенного угощения всей компании.
И тогда поднялся настоящий гвалт:
– Мармеладу, – кричала в восторге Агаша.
– Мятных пряников, – вопил Ваня.
– Изюму и винных ягод, – настаивала Лида.
– Шепталы[1], – вскричала Анюта, забыв свою недавнюю досаду.
– Вот и Анюта голос подала, – заметила Маша, – ну, и отлично, я всех помирю, и всего будет понемногу: и мармелада, и пряников, и всего-всего.
– Однако не обедать же нам шепталой и изюмом? – отозвался Митя не без важной серьезности.
– Не беспокойся, – сказала Маша. – Мы возьмем корзинки, где будет и пирог с курицей, и говядина, и лепешки. Каждый понесет что-нибудь – всякий то, чего требовал.
– С
Шептала́ – сушеные абрикосы или персики с косточками.
