рукой, втиснулась в него, и… Больше он никогда ее не видел… Интернат сменили пересыльные пункты, СИЗО, лагеря, но та картина прощания приходила к нему ночами, и каждый раз он заставлял себя досмотреть ее до конца, после чего, умаянный воспоминаниями, продолжал жить дальше…
А в первом часу ночи началось такое… Разразился страшной силы ураган. Провода замкнулись, и искры от них грозным шлейфом протянулись к постройкам. Сначала заполыхал первый барак, тот, который находился рядом с домом администрации. По тревоге подняли лагерь и конвоиры вместе с офицерами стали налаживать тушение, однако вода в пожарных рукавах и гидрантах тут же замерзала, а везти ее из котельной было делом медленным и потому бесполезным. Вот первые языки пламени лизнули стены третьего барака, а за ним и того, в котором отсиживали свое Нуарб с Позументовым.
Бушующий снежный смерч в течение часа разнес огонь по всему, что могло гореть. Первой упала та вышка, с которой в прошлом году застрелили двух беглецов, перебиравшихся через стену – она рухнула, и сноп искр от нее поднялся до неба. Уже горели собачий питомник, все жилые и казенные помещения, когда над лагерем появился вертолет, на котором прилетело районное начальство. Но пилоты, не рассчитавшие маневр, попали в выгорающую зону, куда машина, заверченная огненным смерчом, буквально провалилась, и все, кто в ней находились, погибли.
А буря между тем набирала обороты, начался настоящий торнадо и, как потом напишут газеты, он имел чудовищную силу. Ветер разогнал снежную дубину до скорости 300 километров в час, и против нее ничто выстоять не могло. И когда все сгоревшее и порушенное было засыпано толстыми сугробами, из которых торчали лишь головешки, концы колючей проволоки, арматура котельной и металлические столбы забора, ветер вдруг стих, и над местом, где час назад жила своей жизнью исправительно-трудовая колония, устало волочил по земле жиденькую поземку…
Большая часть заключенных не выжила. Когда начался ураган, Нуарб вышел на улицу и привязал себя к каменному столбу, стоящему тут с незапамятных времен. Среди зеков даже ходила легенда, что в давние времена здесь проводились ритуальные действа: если человек с завязанными руками влезал на столб, его миловали, а если нет, привязывали за ноги к двум конским хвостам и разгоняли коней…
Девятьсот девяносто девять зеков были погребены под руинами и залежами снега. Та же судьба постигла и надзирателей, почти весь обслуживающий персонал, подсобную живность (коровы, овцы, куры, свиньи) и третью часть служебных собак. Не избежали этой участи и Кривоедов со старлеем…
Позже синоптики определят этот феномен, как природную аномалию, как экстремальные форс-мажорные обстоятельства, против которых человеческая воля бессильна. Одна из газет этот природный катаклизм связала с мистикой, предположив, что причиной его была свойственная этим местам очень плотная концентрация человеческого зла. Действительно, в лагере содержались люди, совершившие двойное, тройное
