улыбке, почти прошептала: «Спасибо, я спешу», – и поволоклась дальше в снежную пыль.
Вспомнила, как однажды, в такую же снежную пыль, на третьем курсе, познакомилась с тремя очень симпатичными парнями в уютном сумском кафе, где играл джаз и хорошо одетые люди неспешно беседовали о чем-то за столиками. В те годы у нее едва хватало денег на чашку кофе, но Марьяна приходила сюда читать и греться, оттягивая возвращение в общежитие. Тогда один из ребят, в красном свитере, с голубыми девичьими очами и почти застенчивой улыбкой, битый час развлекал Марьяну рассказами о своей учебе в Лондоне. Он был явно лидер в этой компании и постоянно цыкал на своего друга, победнее одетого, пытающегося сойти за своего при помощи бородатых анекдотов и шуток уровня спальных районов. Третий – долговязый, в черной володазке и пиджаке – не проронил ни слова. Казалось, ему скучна вся эта возня вокруг Марьяны, и один бог знает, почему он не покидал это странное сборище.
Наконец красавчик в красном свитере пригласил их к себе – как обычно, когда вечер заканчивается, а расходиться неохота. Все трое казались Марьяне настолько неопасными, что она согласилась. Красный свет не включился. И когда мачо через 10 минут после первого же бокала красного позвал ее на разговор в соседнюю комнату и начал бесцеремонно раздевать, Марьяна уперлась в свое «не хочу», не сомневаясь в праве на это. Пощечина, короткая, но жестокая борьба и наконец грязные оскорбления и проклятия.
Долговязый возник в дверях комнаты, как привидение. Мрачно уставился на девушку в разорванной кофте с разбитой губой.
– Что тут происходит, Красавчик?
– Да вот эта сучка делает вид, что не понимает, зачем мужчины приглашают баб на хату! – с ненавистью проговорил Красавчик, проводя ладонью по расцарапанной щеке.
– Но, кажется, дама не очень хочет. А желание дамы – закон. Нежелание, кстати, тоже…
Посмотрел на Марьяну равнодушно, снял пиджак, накинул на плечи.
– Быстро надела обувь – и вон отсюда! Пиджак дарю.
– Данила, я ее поил целый вечер! Какого хрена?!
Долговязый не удостоил друга ответом и молча вытолкнул Марьяну в ночь. В такую же пургу, которая потом будет часто сниться ей по ночам. И которая, словно амок, гнала ее по улице в этот вечер.
…Горло горело, не давая ни глотать, ни дышать. Но она почти физически ощущала невозможность вернуться в теплую квартиру. Что-то гнало ее все дальше от дома. Она буквально задыхалась от ненависти к толпе и желания броситься на шею первому встречному, крича: «Помогите, помогите!»
На углу Владимирской и Богдана Хмельницкого волновалась толпа человек в сто.
«Господи, да они его убили!» – орал какой-то пацан, рыдая и ежесекундно вытирая слезы собственной шапкой. Рядом стояло такси с распахнутыми дверцами, за рулем неподвижно каменел водитель с сигаретой в скрюченных пальцах. Толпа гомонила, пересказывая подробности: люди в масках, «коктейли Молотова», биты, оружие, выстрелы по машине. Рядом с машиной лежал парень
