бы не сбежал в одиночку, не продумав все наперед, – рассказывал Федоров в обширном интервью, которое он давал в офисе Центрального спортивного клуба армии в декабре 2015 года. На тот момент он уже четвертый сезон занимал пост генерального менеджера команды, из которой сбежал четверть века назад.
– Для моего неокрепшего ума все выглядело здорово, – продолжал Федоров. – Тебе девятнадцать лет. Тебя хочет видеть «Детройт». Тебе показывают каталоги, дают деньги. Но я все равно понимал, что о семье забывать нельзя.
Федоров отправился на ту рождественскую встречу с Лайтсом в Чикаго, по его собственным словам, «взволнованным, но радостно взволнованным… Я все время об этом думал. Ни на секунду это не давало мне покоя. Отпускало только на хоккее. В игре можно было немного расслабиться».
Как он сам говорил, ситуацию усложняло то, что ему не с кем было поделиться этими неописуемыми и запутанными чувствами. Никто не мог помочь ему в них разобраться. Даже родители. К ним и вовсе обращаться не стоило, потому что меньше всего он хотел ставить их под угрозу во времена, когда в Советском Союзе все еще опасно было быть диссидентом – неважно, политическим или спортивным.
Федорову тогда только исполнилось двадцать лет. Это средний возраст студента второго курса. Ему надо было посоветоваться. Очень надо. Но он не знал, к кому обратиться.
– Я рассказал об этом одному – ну, может, двум друзьям, – вспоминает Федоров. – Мне не хотелось никого подставлять. В Советском Союзе у людей могли возникнуть проблемы, даже если они ничего не делали, а просто находились рядом. Я был очень осторожен.
Федоров не понимал, что произойдет с его родителями, которые жили в Мурманской области – почти в 1500 км к северу от Москвы. Он успокаивал себя географией. Быть может, его семья живет слишком далеко для того, чтобы власти начали мстить им за сына.
– Я надеялся, что ничего не будет, – продолжает Федоров. – Ни мама, ни папа в общем-то никогда не говорили об этом, хоть я и спрашивал их раза три-четыре. Я так понял, им не очень приятно разговаривать на эту тему. Мне хотелось с ними посоветоваться, но у меня у самого толком не было информации.
Вспоминая события тех дней, Сергей пришел к выводу, что его родители находились под пристальным наблюдением. Он рассказывает, что иногда им казалось, будто в квартиру кто-то заходил, пока их не было дома. Временами они четко слышали щелчки в трубке домашнего телефона, особенно когда сын звонил с соревнований в Северной Америке. Такова была жизнь в Советском Союзе, и молодого Сергея Федорова начинало уже от нее тошнить.
Вместе со своими партнерами по ЦСКА он жил в поместье, напоминавшем о царской России, – Архангельском. «Без пробок туда можно доехать от Москвы за двадцать минут. С пробками – за два часа, – рассказывает Сергей. – Там было действительно красиво. Очень уединенно. Там хорошо кормили и вообще жилось удобно».
Главная проблема для игроков, включая ветеранов, у которых уже были жены и дети, – то, что одиннадцать
