раз победили эту темную глубину, жадную, опасную и манящую их всех невероятно…
– Вань, – повторил Андрей, входя в комнату. – Не слышишь, что ли? Совсем в диаграммах своих закопался. Тебя шеф зовет.
– Да. – Иван потер ладонью лоб и покрутил головой, прогоняя ненужные виденья. – Пора с этим всем завязывать. Сдать и забыть, а то уже ум за разум заходит. Прямо сейчас зовет?
– Сейчас, – кивнул Андрей.
– А что не так?
– Все так. – Андрей улыбнулся. – Только вид у него загадочный, вот что. Думаю, есть идея.
Вид у него и у самого был загадочный. Наверняка имелись и сведения о том, что за прекрасная идея возникла у заведующего лабораторией. Но Андрюха Мартинов был человек-скала: чего хочет, того добьется. Сейчас он явно хотел потомить своего друга загадочной перспективой хотя бы те пять минут, в которые Иван, как Штирлиц, будет идти по коридору.
Что ж, значит, и правда предстояло что-то интересное. С Андреем они учились в одной группе на геофаке, проходили практику в Геленджике, работали с Кэмероном на «Титанике», погружали аппараты «Мир» во все океаны Земли – в общем, тот не хуже Ивана умел отличать важную информацию от неважной, потому что понятия об этом у них были одинаковые.
В последней экспедиции, на Северный полюс, Андрей не участвовал: некстати сломал руку чуть не по дороге в аэропорт. И раз он теперь бьет копытом и искры сверкают у него в глазах, значит, речь у шефа пойдет о новой экспедиции, в которую Мартинов рвется со всей своей застоявшейся энергией.
– Ну, пошли, – сказал Иван, откатываясь от стола. За те пять секунд, в которые он проанализировал Андрюхино состояние, ему стало весело. – Он же нас обоих зовет, правильно?
– Да я вообще-то в курсе уже, в чем там фишка, – раскололся Андрей.
Иван расхохотался.
– Все лучшее, что с нами происходит, сначала происходит у нас в голове!
Высказав эту мысль, Андрей разлил по рюмкам остаток водки.
– Да ты идеалист, Мартинов, – хмыкнул Иван. – Зря тебя диалектическому материализму учили на кафедре марксизма-ленинизма.
– Ты еще помнишь, чему нас там учили? – удивился Андрей. – У меня вся эта фигня давно из головы выветрилась.
– У меня тоже.
В разговорах ни о чем за рюмкой водки все-таки была некоторая прелесть. Конечно, в таких разговорах давно уже не было той страсти, которая будоражила в молодости, когда казалось, что можно мгновенно решить все вечные вопросы, подружиться на всю жизнь, найти настоящую любовь и совершить еще кучу подобных дел космического масштаба.
Теперь ничего такого Ивану уже не казалось. Зато можно было под такие вот разговоры неторопливо думать о своем, плыть в облаке этих легких мыслей. Конечно, только в том случае, если и собеседник был человеком своим, и не приходилось ожидать от него обиды за собственное рассеянное состояние.
Андрюха
