олько кабаньи головы тут ни к чему. Это ж надо додуматься – отрезать от скотинки голову, набить ее соломой и повесить над стойкой.
– Таковы здешние нравы, – изрек одноглазый купец. – И не нам с тобой им перечить.
– И то верно, – согласился булгарин. Он прищурил глаза и лукаво посмотрел на довольные лица товарищей. – Что, братья, выпьем еще по одной и продолжим игру?
– Давай, – кивнул одноглазый.
– И я не против, – одобрил рыжий.
Булгарин, самый старший из троицы и по возрасту сивый, повернулся к дубовой стойке и окликнул целовальника:
– Эй, дружок! Наполни-ка наши кружки сбитнем и дай по сладкому калачу на закуску!
Целовальник, огромный безбородый мужик с широким, насмешливым лицом, кивнул и потянулся за кувшином. Одет он был в сермяжный кафтан, но шапка на нем была такая же дорогая, как на купцах. Разве что мех на ней был чуть трачен молью.
Когда целовальник подошел к столу, желтоусый купец окинул его рослую фигуру восхищенным взглядом и спросил:
– И в кого ж ты такой здоровый уродился, друг? В отца или в мать?
– Ни в мать, ни в отца, а в лихого молодца, – пробасил целовальник, разливая сбитень по кружкам. – Подкидыш я, дядя. Кем рожден – неведомо.
– Нам бы такого битюка в охоронцы, мы бы и ночью в лесу стоять не боялись, – сказал одноглазый. – Слышь-ка, брат, иди к нам в охоронцы. Платой не обидим.
– Благодарствую, но мне и здесь хорошо. Хозяин меня ценит, платит больше всех. И столуюсь я у него бесплатно. – Целовальник покачал светлой, короткостриженой головой. – Нет, ребята, я свою жизнь ни на какую другую не променяю.
Он сунул под мышку опустевший кувшин, смахнул полотенцем со стола хлебные крошки, повернулся и зашагал обратно к стойке. Купцы же, мирно беседуя, принялись потягивать сбитень.
В кружале было безлюдно и тихо. Кроме трех проезжих купцов в зале был всего один посетитель – хмурый, темноволосый парень в дорогом кафтане и с едва наметившейся бородкой. Он сидел за самым дальним столом, в темной стенной нише, и, ни на кого не глядя, цедил из кружки брагу.
Допив сбитень, купцы отставили кружки в сторону и вернулись к игре в брусы, прерванной полчаса назад. Однако стоило одноглазому купцу высыпать брусы из коробки на стол, как темноволосый незнакомец встал из-за стола и двинулся к купцам.
Остановившись возле их стола, незнакомец кашлянул в кулак и сказал:
– Вечер добрый, купцы. Пустите в круг?
Купцы окинули незнакомца любопытными взглядами. Выглядел он странно. Волосы густые и мягкие, будто у юноши. Лицо тоже не старое. А вот глаза такие, будто за плечами у незнакомца долгая-предолгая жизнь, полная тягот, радостей, ужасов и восторгов – короче, всего того, чем полна любая человеческая жизнь.
Был незнакомец осанист, но в его фигуре, юной и гибкой на вид, чувствовалось что-то надломленное, вялое и усталое. Булгарин улыбнулся и ответил за себя и своих товарищей:
– И тебе добрый вечер, странник! Значит, хочешь с нами поиграть?
– Хочу, коли не прогоните.
– Не прогоним. Садись за стол.
Незнакомец сел.
– Что же у вас за игра такая? – осведомился он.
– А ты не знаешь? – удивился желтоусый. – Вишь, на каждом брусе дырочки наколоты?
Странник посмотрел на брусочки и кивнул.
– Вижу.
– Мы брусочки эти переворачиваем, дырочками книзу, а засим перемешиваем. А после – каждый берет себе по четыре брусочка. Коли выпадет на двух брусочках одинаково дырочек – считай, повезло. Коли на трех – повезло еще больше. Ну, а ежели на всех четырех одинаково, то, почитай, схватил ты, парень, лешего за бороду. Но самое большое везение – это ежель выпадет так, что на каждом брусочке на одну дырочку больше, чем на прежнем. У кого везения больше, тот и забирает весь куш. Понял ли?
– Понял. Как не понять. Игра немудреная.
– Ну, коли так, то давай начнем.
Пока одноглазый купец, пожевывая ус, перемешивал брусочки, булгарин с любопытством разглядывал странника.
– Кто ты, добрый человек? – осведомился он.
– Я-то? – Странник хмыкнул. – Да никто. Просто прохожий.
– И по каким землям проходишь, прохожий?
– По разным.
– Судя по говору, ты древлянин?
– Был когда-то. Но то было давно.
– А имя у тебя есть? – спросил рыжий купец.
– Было, –
