поджелудочной железы. Плохо, когда они вместе выступают, как у меня – гастродуоденит. Лечение трудно подобрать, потому что воспаление печени – холецистит – многие лекарства исключает.
– Вы… это… выздоравливайте! – попрощался Василий Петрович и рванул вниз по ступенькам, как ошпаренный.
А я испытывала легкое чувство досады из-за невысказанного. Напрасно читала про заболевания нервной системы, толстого и тонкого кишечника, столько могу поведать про врожденные вывихи…
Визиты Василия Петровича, ясное дело, прекратились. Мои сыновья удивлялись: «Странный этот Василий Петрович. Каждый раз, когда во дворе сталкиваемся, он спрашивает, как здоровье мамы, качает головой и скорбно добавляет: какая женщина!» Со мной Василий Петрович здоровается издалека, мы ручкой друг другу машем. Наверное, боится, что я схвачу его за грудки и буду терзать каким-нибудь менингитом.
Богатый опыт общения с сантехниками привел к тому, что, как только намечается визит слесаря в нашу квартиру, я под любыми предлогами стараюсь улизнуть из дома.
В лифте
Дом был старый, и лифт в нем – допотопный. Прямоугольная шахта лифта располагалась в колодце серпантина лестничных пролетов. В отличие от современных, скрытых в теле здания, она смотрелась стыдно нагой, как старушка в дореволюционном купальнике на пляже. Чтобы зайти в лифт, надо было нажать на ручку железной двери на этаже, затем распахнуть створки-ставни собственно дверей лифта, проследить, чтобы сверху на них опустилась горизонтальная перекладинка, и только затем нажимать на кнопку. Когда входишь в лифт, пол с характерным «грюк!» слегка опускается, сантиметров на пять.
На отсутствие «грюк!» и проседания пола я не обратила внимания, потому что вместе со мной в лифт вошел мужчина. Я работаю в школе, преподаю русский язык и литературу в пятых и шестых классах. Тысячу раз на классных часах, посвященных основам личной безопасности, говорила детям: «Никогда не входите в лифт с незнакомыми мужчинами! Никогда!»
– Вам на какой этаж? – спросил мужчина, стоя вполоборота и протянув руку к пульту на стене.
– На четвертый.
– Мне выше. Кажется, это четвертый, – надавил он на кнопку.
Сомнения понятны: над пультом надругалась рука варвара, кнопки были сожжены, обуглены, расплавлены, цифр на них не различишь. Не исключено, что я отлично знаю этого варвара. «Панкина работа», – подумала я.
Гриша Панкин – наказание, исчадие 6-го «Б». Моя, классного руководителя, головная боль. Да и всех учителей от одного слова «Панкин» начинает бить мелкая дрожь, а в глазах загорается недобрый огонь.
Гриша неуправляем. Во время урока он может нахально свистеть, бросать бумажки, щипать девочек, передразнивать учителя. Если его вызывают к доске, то ответ превращается в представление под хохот класса. Панкин глух к крикам (уж на него орали, будь здоров!), бесстрашен и злобен. Однажды, выйдя из себя, учитель ботаники схватила Гришу за ухо и потащила к выходу
