на севере воевал, какие уж опыты! Но, представь, подействовало, как наскипидаренные в атаку побежали. Потом и по армии слух пошел, что штрафников в Столицу отправляют – живьем резать и пиявкам скармливать. А дальше, как в телефоне: не туда отправлять, а оттуда, и не для опытов, а после. И страхов всяких напустили: мертвякам микстуру особую вводят, чтоб из гробов вставали, по лесам оборотней ловят для использования в разведке, а сам товарищ Венцлав – упырь сибирский, из тех, что осина не берет. Ребята в полку, не будь дураки, спорить не стали, со всей этой ерундой соглашались. А там и прозвание родилось: Бессмертные Красные герои, не кто-нибудь. Между прочим, когда полк подтянулся, его стали для воспитательного воздействия использовать. Шепнут новобранцам, что провинившихся Бессмертным Героям отдадут на предмет поправления их здоровья – шелковыми становились. Вот и все сказки!
– Логично, – рассудил поручик. – Но скучно как-то. У меня семья не слишком верующая, в церковь ходили, чтобы только приличия соблюсти. Я детства усвоил, что сказки – сплошная выдумка, звери человечьим голосом не разговаривают, девочку же Машу три медведя просто съели. А упыри и оборотни – всего лишь плод народного невежества.
Командир РККА ответил не сразу. Думал.
– А! Понял, к чему ты. Жить вроде как скучно? Сплошная научная картина мира, и никакой тебе интеллигентской романтики. А ты представь, что байки про 305-й правдой оказались. Веселее бы стало – с упырями? Нет, я без нежити обойтись готов, оно спокойнее будет. Только вот картина эта научная какая-то не шибко ясная. То с одного краю подтекает, то с другого. Никак товарищи ученые разобраться не могут.
На этот раз белый офицер был с ним полностью согласен.
В семье поручика действительно не жаловали мистику. Если мать еще допускала, пусть только в теории, существование Верховного Существа и неведомых человеку «тонких» миров, то материализм отца был строг, как железнодорожное расписание. Даже если дети болели, инженер-путеец не молился и не ставил в церкви свечи «за здравие». Когда старший уходил добровольцем на германский фронт, и мать, прощаясь, перекрестила сына, непримиримый материалист отвернулся. Тем невероятнее было то, что случилось дальше. Отец отозвал будущего поручика в сторону и ровным, без тени эмоций, голосом поинтересовался, не помешает ли ему в дороге одна небольшая вещь. Совсем маленькая, пустяковая.
Иконка.
Предваряя недоумение сына, инженер тем же безразличным тоном рассказал, что двадцать лет назад его мать, женщина религиозная и очень суеверная, умирая, строго наказала, чтобы иконку взял с собой первый из семьи, кто уйдет на войну. Не выполнить эту, пусть и не слишком разумную, просьбу он не может, поэтому если сын не возражает… Тут сдержанность изменила отцу, и он весьма кислым тоном добавил, что иконка-то неортодоксальная, не по Стоглаву, можно сказать, сомнительная. Такие изображения Русская православная церковь не слишком приветствует.
Подарок
