добродетель, разве нельзя сказать, что эта середина и есть самая добродетель? Однако если бы было так, то не существовало бы нескольких добродетелей, а все они составляли бы одну-единственную. Так что не лучше ли сказать, что, поскольку нет добродетели вне этой середины, то последняя есть как бы сущность и душа всех добродетелей; ибо она столь сильно сближает их между собой, что они как бы образуют единое целое. В таком случае мы еще более склонны полагать, что так и есть, что [добродетели] не просто причастны золотой середине в определенной степени, но обладают ею полностью каждая [добродетель] по отдельности. В самом деле, что более присуще справедливости, чем эта золотая середина, о которой мы говорим? Она не может от нее удалиться, не перестав воздавать каждому то, что должно, а ведь именно в этом она и состоит. То же самое я могу сказать об умеренности (temperatio), ибо очевидно, что она названа так потому, что заключается в определенном темпераменте (temperamentum). Что касается крепости, то и тут невозможно отрицать: она проявляется в том, чтобы устранять пороки, посягающие на золотую середину и всяким образом нарушающие ее; именно крепость ее защищает и делает фундаментом добра и престолом добродетели. Стало быть, справедливости, крепости и умеренности свойственно держаться золотой середины, а различает их то, каким образом каждая из них ее сохраняет: справедливость поддерживает и питает волю; крепость определяет, как она действует, и только умеренность делает возможным обладание ею, а также ее использование. Теперь мне осталось только сказать, что благоразумие также не чуждо этому восхитительному союзу добродетелей. Разве не оно первым открывает и распознает эту золотую середину, когда понятие о ней, по нашему нерадению, стирается в душе, вытесняется ревнивым самовластием порока в густой мрак, который тот влечет за собою? Потому-то мало кто из людей способен ее распознать, а стало быть, весьма мало тех, чей удел – благоразумие. Итак, справедливости свойственно искать этой середины, крепости – овладевать ею, а умеренности – сохранять ее. Я вовсе не собирался рассуждать о добродетели, а только хотел показать, как важно усердное размышление, ибо благодаря ему мы познаем эти и другие подобные истины. Разве провести всю жизнь, не занимаясь деланием столь богоугодным и душеполезным, не значит потратить ее напрасно?
Глава 9
О том, что необходимо мало-помалу отойти от примера последних Римских пап, чтобы приблизиться к древним образцам
12. Но что скажут, если Вы будете столь безоглядно привержены философии, от которой Ваши предшественники несколько отошли? Ведь найдется немало людей, которые дурно истолкуют Ваш уход с дороги, проторенной предварившими Вас, и решат, что Вы делаете это для того, чтобы опорочить их добрую память. Вспомните пословицу: «Если ты поступаешь не как все, то привлекаешь всеобщее внимание». Вам не преминут ее припомнить и скажут, будто Вы стремитесь именно к этому. Впрочем, Вам сразу не удастся ни исправить все ошибки своих предшественников, ни искупить