ночь, но при виде подушки тут же рухнул на лежбище.
Проснулся он, когда уже взошло солнце. Груня почти бесшумно передвигалась по комнате, неторопливо накрывая на стол. Она растопила печь. По всему дому распространялся живительный запах теплого хлеба и еще чего-то милого и знакомого Федору по тем временам, когда были живы его родители.
Открыв глаза, он некоторое время оставался лежать без движения, чтобы не разрушить ностальгическую атмосферу детства и понаблюдать за желанной гостьей, которая об этом не догадывалась. Удивительно, но бессонная ночь не оставила никаких следов на ее внешнем облике. Лицо не стало бледнее, а движения менее рациональными. Она была приучена делать все капитально с первого раза. Вот и сейчас, раскладывая что-то на столе, она не суетилась, не поправляла то, что сделала первоначально. Передвигалась она в пространстве тоже не как другие – решительно, но почти бесшумно. Наблюдая за нею, Федор меньше всего хотел обнаружить в представшем перед ним прекрасном облике какой-либо изъян. Но если бы он даже приложил к этому максимум усилий, то его старания вряд ли увенчались успехом. Таким совершенством казалась она ему в то раннее утро. Если Груня нагибалась, чтобы поднять что-то с пола, то тут же обнажала стройные, пропорциональные ее росту ноги, а также манящие излучаемым теплом, затянутые в бархатистую кожу округлости, восходящие к соблазнительно покачивающимся бедрам. Когда же она выпрямлялась, то весь соблазн, словно глицерин, устремлялся вверх, наполняя до отказа округлости выше пояса и так плотно, что, казалось, дотронься до них рукой и раздастся звон как от соприкосновения с хрустальным бокалом.
К полудню явилась Варвара. Уже с порога она объявила, что заскочила ненадолго, так сказать с «визитом вежливости», и тут же с очередной оказией должна возвратиться засветло домой, где у нее остались нерешенные хозяйственные дела. Видимо, спешка не дала ей возможности по достоинству оценить и факт присутствия в доме Груни, которую она обнаружила к тому же спящей. Но это вовсе не остановило ее от обычного брюзжания в адрес Федора, даже после того, как он терпеливо и подробно рассказал ей обо всем случившемся с ним и жеребенком.
– Ты что же теперь из-за этой скотины вообще спать не будешь? – поинтересовалась Варвара.
– Да не волнуйся ты, вот вылечу коня и отосплюсь.
– Ох, и непутевый ты, Федор.
– Это почему же?
– На что он тебе, этот жеребенок, сдался, чтобы из-за него не спать?
– Жить он должен, Варвара, а за его жизнь бороться надо. Придется пободрствовать.
– Весь поселок над тобой смеется, – не унималась Варвара. – Говорят, нормальные люди на лошадях ездят, а вот твой Федор лошадей на себе таскает.
– Ты, Варвара, передай тем, кому смешно, что если лошадей не выхаживать, то и насмешникам не на чем ездить будет, а пешком они наших просторов не одолеют.
– Ладно, свои дела сделаю, забегу к Евдокии, а потом к тебе…
Вместо того чтобы закончить
