она здесь была самым мелким из винтиков, но от одной мысли о том, что Димкина судьба может зависеть вот от такой лахудры, на душе становилось тошно.
Бочком проникнув в кабинет, Синяков первым делом узрел не хозяина, а глянцевый лик Воеводы, одновременно и мудрый, и простецкий, снисходительный и взыскующий, добродушный и строгий.
Сам прокурор располагался не напротив дверей, как это обычно принято, а где-то в углу. Планировка монашеских келий шла вразрез с казенной целесообразностью госучреждения.
Числившийся по военному ведомству прокурор состоял в звании полковника. Выглядел он достаточно моложаво, хотя о его реальном возрасте ничего определенного сказать было нельзя, точно так же, как и о возрасте монументальной фарфоровой пепельницы, украшавшей стол. Подобные вещи делаются на века, и ветры времени не властны над ними. В этой пепельнице, возможно, тушил сигарные окурки еще граф Бенкендорф, а человек с таким лицом мог заседать и в иудейском синедрионе, и в трибунале святой инквизиции, и в приснопамятной ежовской тройке.
– Слушаю вас, – произнес прокурор скрипучим голосом, глядя куда-то мимо Синякова.
Тот хоть и волновался (а кто не волнуется, оставшись наедине с прокурором), но суть дела сумел изложить кратко и толково.
– Синяков Дмитрий Федорович, рядовой, – повторил прокурор и, вооружившись толстенными очками, стал вглядываться в какой-то список, лежавший перед ним на видном месте. – Действительно, есть такой… Суд назначен на завтра, на одиннадцать ноль-ноль. Хотите присутствовать?
– Конечно, конечно, – заторопился Синяков. – А можно узнать, за что его судят?
– Вас статья интересует? – Прокурор тщательно протирал очки белоснежным платком.
– В статьях я не очень… Вы лучше скажите, какое он преступление совершил. Украл что-нибудь или подрался?
– Неуставные взаимоотношения, – сухо ответил прокурор.
– Вот те на! – Синякову вдруг перестало хватать воздуха. – Никогда бы не подумал…
– Детей надо лучше воспитывать, тогда и удивляться не будете, – все тем же постным голосом посоветовал прокурор.
– Я бы не сказал, что он плохо воспитан… А сколько ему грозит?
– До трех лет, – закончив полировать очки, прокурор теперь любовался ими, поворачивая к себе то одной, то другой стороной.
– Ничего себе! – Эта весть была для Синякова как удар под ложечку. – Ничего себе… А помочь ему никак нельзя?
– Наймите адвоката, – отложив очки, прокурор стал внимательно рассматривать свои ногти. – Все вопросы к нему.
– А где этого самого адвоката найти? Рабочий день уже заканчивается… – произнес Синяков неуверенно.
– Третий кабинет налево. И советую поторопиться, – уставившись на портрет Воеводы, прокурор забарабанил по столу пальцами.
Это означало, что разговор закончен. Синяков
