в которые дождями смываются удобрения с этих полей), производству тракторов (которых производим больше, чем нужно), тепловозов, электровозов, цемента, кожаной обуви (которая продавила все полки на складах и в магазинах и которую никто не покупает, доставая с переплатой импортную удобную обувь)… Реальные доходы рабочих, в расчете на одного работающего, увеличились по сравнению с 1913 годом в 10 раз! (Но покупательная способность нашего деревянного рубля по сравнению с рублем царской чеканки, пожалуй, уменьшилась раз в сто!)…
Я, наконец, одел сынишку. И мы вышли с ним на улицу.
Он сразу же взял какую-то щепочку и начал ею рыть «норку для зверька», а я стал с наслаждением и азартом колоть сосновые чурки.
Они легко раскалывались, иногда со звоном, когда колун ударял плашмя по боковине чурки, иногда с хрустом…
Горка поленьев быстро росла.
Они отливали красноватым цветом и пахли свежо и душисто смолой.
Часа через два работы чурки кончились.
Я сложил дрова в поленницу, под навес. Подмел настил из досок перед домом.
Из остатков коры и щепок развел на пригорке костерок.
Сынишка, раскрасневшийся и веселый, лопотал что-то свое. И, подбрасывая в костерок щепки и кору, завороженно глядел на огонь.
Из сухих поленьев, лежащих за печкой, я нащипал лучинок и разжег самовар.
– Дима, на тебе коробочку – собери в нее сосновых шишек. Вот таких. – Я показал ему на шишку, лежащую на земле, и подал картонную коробку из-под обуви. – Собирай там, – я указал ему на сосну с мощной кроной, растущую на пологом склоне горы, чуть поодаль от дома.
Он стал деловито и сосредоточенно собирать в коробочку шишки. И приносить их мне. Штук по десять-пятнадцать.
Я снимал верхонкой с самовара загнутую коленом трубу и кидал шишки в огонь, а вновь приносимые складывал в кучку, у самовара.
Когда я снова ставил на место трубу – огонь начинал гудеть, а из трубы шел белый, приятно пахнущий дым, который уходил от дома и поднимался вдоль склона горы…
Было хорошо сидеть на завалинке, смотреть на дым, слушать «говорок» самовара, стоящего на прочных, почерневших от дождя и времени лиственничных досках настила перед домом, и чувствовать, как приятно погуживает тело от проделанной физической работы.
Подошел Виктор с полными ведрами воды, которую он заливал в бак, стоящий на кухне, и тоже сел на завалинку.
В струе уже почти растворившегося синеватого дыма порхал невесть откуда взявшийся желтый листок березы…
Он то взмывал вверх со струей дыма, то, кружась, опускался ниже, то снова поднимался… «Все как в жизни», – подумал я.
Мы долго молча смотрели на этот листок… Потом Виктор сказал:
– Алик вряд ли приедет сегодня. Погода портится. Байкал уже весь черный…
Женщины пришли из бани распарившиеся: бело-розовые, с завязанными
