его взгляд был устремлен куда-то в пространство мимо Сильвестра. Тот много слышал о муже Беловолосой. В Пустополье об Иване отзывались уважительно и… жалели. Жалели, как человека отжившего своё, но опустившегося и бесполезного даже для родной семьи. Местное население склонно к абстрактной жалости.
Сильвестр улыбнулся собственной, внезапно пришедшей на ум шутке.
– От Ивана Половинки осталась одна лишь половинка, – тихо сказал он.
– Ух ты! – оскалился Половинка. – Речистай пидорок. А модный какой!.. Почем значки покупал? Еврами платил чи нашими гривнами?
У бывшего проходчика ещё достало сил ехидничать над своим убийцей, нацепившем на куртку множество значков – наград за победы в европейских стрелковых турнирах.
Иван прижал подбородок к груди, верно угадывая намерения врага, пряча шею. Он беспокойно водил заплывшими глазами из стороны в сторону, словно прислушиваясь к чему-то. Ждал помощи?.. Пытался выиграть время?..
Из тесной прихожей внутрь квартиры вели две двери. Одна из них была приоткрыта. Сильвестр видел угол белой эмалированной плиты. Другая дверь, плотно прикрытая, видимо, вела в комнату. В ярко освещенной щели под нею, метнулась быстрая тень.
– Эй, девушка! Вичка! – позвал Сильвестр.
Иван дернулся и открыл шею. Сильвестр тут же махнул лезвием по щетинистой, стареющей коже. Быстро, точно, наверняка. Отпрянул, не стал смотреть, как замызганная майка окрашивается алым.
– Умереть ничего, если выпить немного…[2] – прохрипел Иван.
Сильвестр кинулся в комнату. Она, конечно, совсем недавно была здесь. Аромат «Тантейшн» ни с чем не возможно спутать. Но куда делась? Не выпорхнула же с пятого этажа? Сильвестр быстро оглядел комнату. Такую меблировку, или даже древнее, ему доводилось видеть очень давно, во время службы на Кубе. Ах, вот она!
Из-за запыленного стекла серванта на него смотрели внимательные глаза. Лицо, обрамленное причудливыми косичками. На груди, на белом фартуке, подобно цветкам ириса лиловеют банты. Это она, Виктория Половинка – самый отважный из бойцов бригады Землекопов. Присвоить фотографию – дело пары секунд, а потом – к окну. Что там? Действительно, пятый этаж, но дневной свет едва пробивается в комнату сквозь густую крону старого бука. Огромное дерево переросло пятиэтажную трущобу, разошлось вширь, распростерло необъятную крону. Сучья, обращенные к дому, частично обрублены и густо покрыты волчками. Все, кроме одного. На этом, единственном суку молодая поросль была обрезана. Сильвестр примерился. Если встать на балюстраду балкона, оттолкнуться, то, при известной ловкости, вполне можно допрыгнуть до этого самого сука. Наверное, девчонка так и поступила.
– Сильвестр! Здесь Киборг! – прохрипела рация на его плече.
Этажом ниже со стуком распахнулось
Слова из песни Юрия Шевчука.
