занимаясь психологией, но как-то не нашел себя, тяжело перенес разгром этой науки на грани 1920-х и 1930-х годов, рано перевелся на инвалидность и – вечно больной, – пережив всех своих родных, умер на девятом десятке лет. На вопрос, почему мы выбираем ту, а не другую дорогу, ответить сплошь и рядом немыслимо.
В 1909 году, сдав экзамены по арифметике и русскому языку – устный и письменный, – Александр поступил в гимназию. Родители постарались, чтобы все дети получали наилучшее из возможных в городе образование. Поскольку плата за учение составляла 70 рублей в год[29], мелкому чиновнику это было нелегко. Мальчики получали стипендию нижнегородского земства. Стипендия Александра называлась “имени Ульянова”[30].
Нижегородская первая мужская гимназия, помещавшаяся на Благовещенской площади и основанная в 1809 году, была неплохим учебным заведением, с сильным составом преподавателей и определенными литературными традициями (тут в 1839–1846 годах преподавал П.И. Мельников-Печерский; среди выпускников разных лет – китаевед В.П. Васильев, историк К.Н. Бестужев-Рюмин, математик и механик А.М. Ляпунов, химик А.Е. Фаворский). Для учащихся устраивали экскурсии. Так, в июле 1914 года отец побывал на Урале: в Екатеринбурге, Нижнем Тагиле, Кунгуре, Златоусте, Перми. Благодаря школе он овладел латинским, французским и немецким языками, полюбил классическую русскую литературу.
И все-таки гимназическая жизнь для мальчика значила куда меньше, чем охотничьи походы. Вне класса никакого общения с учителями не было. Как-то, разглядывая старую нижегородскую фотографию, где при выпуске были запечатлены все педагоги и ученики, я увидел среди первых портрет Сергея Ивановича Архангельского – известного специалиста по средневековой Англии, выбранного в 1940-х годах членом-корреспондентом Академии наук. Я спросил о нем отца, но он не смог припомнить об историке ничего, кроме одной шалости, с ним связанной.
Для того, к чему лежало сердце, гимназия давала мало. А мальчик, вступавший в юношество, чувствовал, что его знания о мире природы скудны, и жаждал их расширить. Сперва он кинулся искать книги. Попросил тетю подарить на очередной день рождения книгу о животных. Та купила альбом, где были нарисованы лягушки, поющие по нотам и крот в очках с ножницами в лапах. Схватил тургеневские “Записки охотника”, принесенные из библиотеки старшим братом, – опять не то, все про людей, а не про зверей. Наконец удалось достать “Из жизни русской природы. Зоологические очерки и рассказы” профессора Модеста Николаевича Богданова. В 1914 году вышло первое издание “Жизни леса” молодого Сергея Ивановича Огнёва. Оттуда взят эпиграф к самому раннему дневнику А.Н. Формозова 1914–1915 годов: “Образ жизни наших мелких млекопитающих изучен еще очень мало, а между тем как много интересного можно сделать в этой почти нетронутой области… Собирайте поэтому мелких зверьков, записывайте наблюдения над их образом жизни, привычками, и вы несомненно внесете много нового в эту еще слабо изученную научную область”[31].
Но
Весь Нижний Новгород…, с. 47.
Нижегородский обл. архив, ф. 520. оп.478, ед. хр. 1752, л. 4.
Огнёв С.И. Жизнь леса. М. 1914, с. 28.
