секунды я испытала чувство глубокого удовлетворения. Потому что Лому наконец стало очень стыдно и страшно за меня.
– Извини, – промычал он, стаскивая легкую куртку и набрасывая ее мне на плечи. – Я не заметил, совсем спятил. Подожди. – Он остановил мою руку, взявшуюся за ключи зажигания. – Подожди, посидим, расскажи все в двух словах.
– Моей тете Ханне и ее четвертому мужу кто-то отрезал головы. Инспектор, который ведет это дело, пошел проводить опрос соседей и пригласил меня в квартиру Ханны. А там оказались двое бандитов, которые заперлись в ванной, когда услышали, что дверь открывается. Нет, сначала там заперся дежурный сержант, он был в наушниках, лежал в пене и не слышал, как мы звоним. Поэтому Ладушкину пришлось отжать замок двери в ванную, он же не знал, кто там заперся и что вообще случилось. А потом, через полчаса, в этой ванной уже заперлись бандиты. Он стал второй раз отжимать замок, но расслабился, и один бандит – мужчина – свалил его ударом двери, а потом огрел по голове гвоздодером. Я в это время пряталась под плащом в коридоре. Когда бандиты удрали, я вызвала милицию. – Вдохнув полной грудью, я положила руки на руль и поверх них голову.
– А почему тогда ты привлекаешься по статье за хулиганство и нападение на представителей закона при исполнении? – осторожно поинтересовался Лом, выждав некоторое время. – Мне сказали, что ты разбила голову одному стражу порядка и укусила другого.
– Потому что эти козлы стали говорить, что снимут отпечатки пальцев с гвоздодера! А на нем мои отпечатки, мои! – Я стукнула кулаком, сработал клаксон. – Потом этот, в которого я запустила вазой, подстрекал меня всяческими издевательскими вопросами про агрессию, депрессию и потерю памяти. Я им изобразила и агрессию, и депрессию, а когда стала падать в обморок перед потерей памяти, они набросились на меня и хотели надеть наручники. Вчетвером! Наручники они, конечно, надели… Но не сразу. Я оказала яростное сопротивление.
– Зачем?
Смотрю на Лома и вижу, что он ничего не понимает. Сочувствие и жалость в его глазах сменились озабоченностью состоянием моей психики.
– Ладно, ладно. – Он успокаивающе выставляет перед собой ладони. – Ахинея, я ничего не могу придумать, кроме того, что тебя надо срочно отвлечь. Это банально, но в твоей ситуации логичнее всего сильно напиться или сильно отвлечься. Что предпочитаешь?
Я задумалась.
– А можно сначала отвлечься, а потом, если не поможет, напиться?
– Запросто! – обрадовался Лом. – Ползи назад! Я поведу, потому что это – сюрприз.
Он сел за руль, а я устроилась сзади рядом с его видеокамерой.
Минут через сорок, убедившись, что мы выехали из Москвы и катим по загородному шоссе, я осмотрела клочья своей блузки и поинтересовалась, не стоит ли ради впечатляющей развлекаловки все-таки переодеться?
– Наплюй, – успокоил Лом. – Если будет неудобно, просто разденешься.
Как ни странно, эти слова меня
