смирился с тем, что она изучила мои гениталии. Почему она до сих пор не развязала меня?
На ней знакомая чёрная юбка до колен, белая блузка с рюшами. Эта женщина лет тридцати всегда вызывала у меня трепетное уважение: густые пышные волосы шоколадного цвета, волнистые, спадающие на плечи, яркие выразительные глаза, чувственные губы. Есть учителя, которых любишь просто за внешнюю красоту. А есть Татьяна Валерьевна – её полюбишь за уважение, которое она постоянно проявляет к ученикам. Она всегда дружелюбная, но, если надо, проявит авторитет, и все притихнут без слов. Однажды я видел её зимой с мужем и маленьким ребёнком. Она командовала парадом, заметила меня, пожурила за то, что прогуливаю субботу. Сама-то она тоже прогуливала! В ней есть стержень – неуловимый вектор, выраженный молчанием, взглядом, любовью к работе в школе.
Уж не знаю, как ей это удаётся, одним взглядом убедить меня, что она не тот человек, который будет надо мной смеяться. Я чувствую в ней силу красоты, в её серьёзном взгляде веру в человечность. Она – добрый ангел, мой ангел-хранитель. Я понял это с первых уроков черчения, с первых вызовов к доске, когда она, скрывая удовольствие, ставила мне, неподготовленному, «отлично». Она любит интеллект, любит мужской интеллект, находчивость, этого ей не отнять. Юмор, который я всегда проявлял, нравится ей.
– Ты никому не расскажешь? – Татьяна Валерьевна опускается на коленки, садится на пяточки. Сидеть на корточках в обтягивающей юбке, да ещё на шпильках, чертовски неудобно.
– Что вы меня видели?
– Нет.
– А что?
– Что я, – она запинается, – тебя трогала.
Я волнуюсь, от озноба подрагивают коленки и локти.
– Как? – смотрю на неё, нахмурившись. Кажется, она боится сама развязывать меня. Видимо, смущается из-за моей наготы.
Неожиданно она кладёт ладони мне на колени и скользит ими вперёд по бёдрам. Тепло её кистей обжигает, успокаивает. Она жалеет меня, гладит, её сочувствие льётся в меня через эти руки, кажется, я сойду с ума от невероятного чувства доверия, которое возникает между нами.
– Тебе не надо меня стесняться.
Я слышу, как неровно она дышит через нос. Взгляд мой слегка опущен, я не вижу её глаз, зато вижу, как вздымается её грудь.
Я готов сгореть от стыда. Мой пенис – три-четыре сантиметра – скукожился от страха, свернулся вместе с мошонкой в небольшой волосатый мешочек. Её пальцы с острыми лодочками вдруг находят его, заигрывая, пробегаются сверху, возвращаются к коленям, чтобы повторить игру.
Я в шоке от того, что произошло. Татьяна Валерьевна прикоснулась к моему члену и сделала это как будто случайно.
Внезапно она наклоняется и целует меня в живот. Её волосы опускаются в пах, накрывают меня мягким покрывалом тепла. Я сижу взведённый до безумия, внутренняя дрожь сдерживается разве что верёвками. Тепло, нарастающее в животе, разливается жаром по телу, приливает к лицу. Я горю ярким алым пламенем, от напряжения в голове уши
