style="font-size:15px;"> – Мне кажется – прямая, – не раздумывая, ответил Мефодий.
– Кишка.
– Грубо, очень грубо.
– Ну, давай образно. А ты же не можешь образно, кишка тонка, – отомстил за нарушение покоя Кирилл.
– Трубопровод, – вывернулся Мефодий.
– Трубопровод не кишка, а горло. Союзники опять пытаются наступить нам на него. Извини, я, конечно, перебрал про образы.
– Не извиняйся. Это не красит адмиралов. Надеешься, что «Мистрали» все-таки подойдут?
– Ах ты, шельма, умеешь задеть за больное. – Кириллу расхотелось кормить уток. – Нет, я дальше смотрю, много дальше, – указал он взглядом вдаль.
Там на горизонте вместе с кораблями, крейсерами и подлодками за хлебом потянулась и суша.
– А ты, я смотрю, любишь кормить. Куда ни глянь, везде твои щедрые руки.
– Прикорм – это очень важно, я же тебе говорю, что работаю на перспективу.
Нужно создавать кормушки. Чем больше, тем лучше. От этого зависит улов.
– Я понял, уха вкусна, когда навариста.
– Ну, в некотором роде. Кстати, а почему бы мост между левым и правым не построить? – понюхал свежеотломленный хлебушек Кирилл и бросил в воду.
– Это дорого.
– Значит – выгодно. Та же стоматология, только другого масштаба. Если где-то прогнило, ставь мост и не парься.
– Стоматологи разводят людей на мосты, – невербально прошелся языком по своим Мефодий.
– А мосты – на берега? – рассмеялся Кирилл. – Надо строить разводные.
– Сейчас какой объект ни строй – все разводные. Главное – найти того, кто будет отвечать за разводку. Никто не хочет быть крайним, все хотят быть последними.
Между ними повисла пауза. Перезагрузка. Где-то вдалеке траулер начал грузить улов прямо посреди их разговора, а они, открыв рты, наблюдали за крупной рыбой. Мефодий был моложе, его нейроны справились первыми. Он раньше Кирилла очнулся от мечт и продолжил:
– Тепло. Бабье тело.
– Бабье, – задумчиво молвил все еще загруженный Кирилл. – Знаешь, что такое бабье лето? Это когда осень пришла и застала лето с бабой.
Мефодий беззвучно рассмеялся, как он умел, когда было не смешно, или ему не нравилось слово баба. Смеяться так он научился давно, это было удобно, вроде как человека не обидишь, а совесть не услышит, что смеешься из уважения. Но совесть услышала: «Отдашь голос, потом кричи, смейся безголосый. Рыба!» – дала она ему пощечину, он почувствовал горячий румянец на лице, словно табло его было table, за которым играли в домино.
– Как дела с музой? Все еще не слушается твоего воображения?
Мефодий отрицательно покачал головой, отвечая на вопрос.
– Будешь? – предложил ему Кирилл. – Свежий, я сам половину съел.
«Врет», – подумал про себя Мефодий и не стал останавливать голову. Совесть не позволила. Рука
