рек и потоков, сбегающих по правую руку в Донец, по левую – в Днепр, степная сухоядь отступила.
Вырвались встречу леса, с могучей, в человеческий рост, живой травою по опушкам. Дубы шагнули, взбираясь на водораздел, прикрыв солнышко могучей кроной. А дале потекла торока мимо непроходимых великих юров61, коими славятся верховья Донца. Недалеко уже и лоно Псёла, а за ним – вот он, Сейм, а там, на правом берегу, в чащобах, в лесных засеках – прямая дорога на Курск.
Напереди стоит город – лицом в поле, спиною в Русь.
Переходы становились длиннее, привалы и ночвы короче. Но когда перевалили за юры, в один день затаборились надолго. Пётр Ильинич попросил княгиню оглядеть бортные ухожаи62 Олега Святославича. Было их по лесным юрам обихожено князем немало. Добрые знатцы – бортники сидели по ним, а догляду, как полагал Пётр Ильинич, не было почитай со смерти князя. Семь лет минуло, живы ли? Уговорился с княгиней, что догонит её, доглядев ухожаи.
Олег Святославич был великий дока в бортневом деле. Бортневые ухожаи сам учреждал, знал наперечёт все дельные деревья63 с пчёлами и дельные, которые ещё без пчёл, считаны у него, и деревья – холостцы64, кои со временем тоже в дело пойдут. Своими руками многие борти соорудил. Большой навык и талант надо иметь, чтобы выдолбить в дереве борть, не просто дупло, но гнездо, в которое с охотой поселится пчелиная семья. Знал много присказок, приманок, молитв и зовов, на которые охотно идут пчёлы и обильнее носят мёд.
Сам князь ухожаи значил. Ставил при начале и конце их лёгеньким топориком на стволе дерева свой знак. И делал это искусно. Была замета – летящий сокол.
Обо всём этом рассказывал Игорю Пётр Ильинич, когда они о четырёх мечниках с братом Святославом покинули табор и углубились в непроходимый девственный лес, куда заказан путь человеку стороннему.
Поначалу шли конь в конь с Петром Ильиничем, по одну руку Игорь, по другую Святослав, а позадь четыре воина. На этом пути и вёл свой рассказ старый воевода. А дале шли гусем, в затылок друг другу, порою сходя с коней и ведя их в поводу – такой непроходной становилась неразличимая вовсе протопь. Но Пётр Ильинич знал её, держал в памяти, и шёл уверенно, через кулиги65, болота, чащобник, сходя с коней и снова садясь верхами. И с каждым шагом чащоба становилась темнее и неприступнее.
Игорь, следуя за воеводою, видел перед собой могучую, словно высеченную из камня, спину, и было ему за ней угодно. Вспомнил, как сказал воеводе там, на степном пути, когда на крутом спуске ссеклись кони и понесли возок княгини, а Пётр Ильинич, вымахнув впоперек, осадил их:
– А ты ить и впрямь камень.
Пётр Ильинич не понял.
– Ты о чём, сыне? – он так называл Игоря с самых ранних годков.
– Ты же Пётр! – засмеялся Игорь.
– Ну, так что ж, Пётр. Тако крещён я, иного имени у меня нету. Забыл, как тятя с маткой кликали.
Вспоминая уроки Серафима, которые стали для него не менее,
Юры – лесные дебри.
Бортные ухожаи – дикие пасеки.
Дельные деревья – деревья, где сделан бортень, т. е. где уже работает пчела.
Холостцы – деревья, где есть места для нового поселения пчёл.
Кулиги – пойменные заросшие места.
