в зале, выбежала с рыданиями. Потом началась истерика и у Дашки. Тамара не сама села в кресло для педикюра, а усадила её, сняв с неё чулки, да вместо того, чтобы наносить ей на ногти лак, стала шлифовать её пятки. Точнее, левую пятку. Правой занялась Эля. У неё просто не было выбора. Зал захлёбывался восторгом, поскольку Дашка, очень боявшаяся щекотки, полчаса корчилась в адских муках и хохотала так, что было слышно на улице. Про ремень Тамара вовсе забыла. Публике, впрочем, было достаточно и того, что она увидела. Почти сто человек из ста кричали Тамаре «Браво!». Но, несмотря на это, помощница режиссёра Маринка, встретив её за кулисами сразу после спектакля, велела ей зайти к шефу.
– Это ещё зачем? – спросила Тамара, – я что, косячила?
– Нет, всё было отлично. Видимо, он решил повысить тебе разряд. Ты выпей сейчас как можно больше воды и проблюйся, потом иди.
Тамара последовала совету. Это отчасти вернуло ей здравомыслие. Кабинет худрука располагался на втором этаже. Забыв постучать, Тамара вошла. Корней Митрофанович с беспредельной грустью курил, сидя за столом. Курила и некурящая Ангелина Дмитриевна, музрук, разучивавшая с Тамарой песню. Она сидела под приоткрытой форточкой.
– Что случилось, мадам Харант? – спросил режиссёр, устало взглянув на Тамару, без приглашения опустившуюся на стул.
Она объяснила ему, что купила квас, а он оказался перебродившим.
–А как назывался квас? – перебил Корней Митрофанович. – «Амаретто»? «Бакарди»? «Хэнесси»?
– Нет, «Столичная», – еле слышно вымолвила Тамара и улыбнулась, – больше такого не повториться. Прошу меня извинить.
Корней Митрофанович очень быстро переглянулся с бледной и неподвижной, как изваяние, Ангелиной Дмитриевной.
– Тамара! Я полагаю, ты знала, на что идёшь, когда подносила к губам стакан?
– Корней Митрофанович! Разумеется, знала. Когда я вам «Без вины виноватые» сорвала, вы мне очень строго сказали, что если я себе ещё раз такое позволю, буду уволена. Но ведь этот спектакль был сыгран!
– Не спорю. Только это был твой спектакль, а не мой. Тебе так не кажется, моя радость?
Тамара молча вздохнула.
– Ты проявила неуважение к публике, – вдруг решил пошутить Корней Митрофанович, – это ясно?
– Ясно.
– Иди. Ещёраз нажрёшься – пойдёшь работать уборщицей, потому что ни в один театр тебя не возьмут. Я это тебе устрою. Ты меня знаешь.
Тамара медленно поднялась. Направилась к двери. Вдруг повернулась. Корней Митрофанович поглядел на неё досадливо.
– Что тебе?
– Корней Митрофанович, а Вам нравится Света?
– Света? Уборщица? Очень нравится. Я надеюсь, ты с ней не дружишь?
– Да я нормальная. Процедила Тамара с внезапным ледяным бешенством. – Что вы все ко мне прицепились?
И она быстро вышла из кабинета.
Глава четвёртая
В
