она без умолку, как торговка на базаре, благо язык имела без костей. Нетрудно было понять, что в ее речи восемьдесят процентов – откровенное вранье. Ее невежество в религии и науке могло сравниться разве только с тем апломбом, с которым она рассуждала о вечных темах.
– Ну что, трахнемся, что ли? – лениво спросила она под конец, как спросили бы – не хочешь сигарету.
Пока он хлопал глазами и с ужасом осознавал, что сейчас скажет «да», она вдруг пожала плечами и бросила свысока (и откуда только у женщин берутся такой тон – при общении с мужчинами – и такие колкие слова):
– Да ну тебя. Кажется, мужик ты никакой! Так что не беспокойся за свою невинность, зайчик.
Валдаеву хотелось отбрить ее небрежной острой фразой, вот только плохо, что все подобные фразы в таких случаях куда-то предательски прятались и отвечать было нечего, разве что базарить типа – сама коза.
– Можешь меня сфотографировать для своей газеты, – милостиво разрешила она.
– В каком виде? – набравшись наглости, осведомился он.
– Ну ты дурной, зайчик? Конечно, в каком надо.
Она с электрическим треском стянула с себя футболку и продемонстрировала свое роскошное тело с полными грудями, на правой красовалась татуировка, изображавшая пантеру.
Эта татуированная девичья грудь и была вынесена на первую полосу газеты.
– Только лицо не надо, – предупредила она.
– Твои родители против? – хмыкнул Валдаев.
– Мои-то ископаемые давно заткнулись. Вот родители детсадовских спиногрызов маляву накатают…
Валдаев надеялся не увидеть больше воспитательницу. Ему не хотелось возвращаться на места, где походя и небрежно роняли его достоинство. И вот это дурное задание.
Надежды не оправдались. Воспитательница сразу взяла трубку.
– Добрый день, Наташа. Это Валдаев из «Запределья»…
– А, лысенький, здорово.
Ему показалось, что она пьяна.
– Статья – класс «экстра»! – проворковала она. – Наши забалдели, зайчик.
– Как насчет продолжения? – решив не обращать внимания на ее несносный тон, спросил Валдаев.
– Ага, понравилось, значит.
– Понравилось.
– Ну так заходи.
– Когда?
– А когда хочешь. Я девушка свободная. Так что двигай до моей хаты хоть сейчас, лысенький.
– Двигаю, – недовольно буркнул он, оскорбленный этим пренебрежительным обращением и злой на себя, что не ответил достойно.
Он повесил трубку. И сердце тревожно екнуло. И дело даже не в том, что у него не было желания видеть эту нахалку. Какое-то нехорошее предчувствие укололо. Неприятно многообещающ был тон сатанистки. И было что-то еще, чему Валдаев не мог найти определение, но что вызывало легкую дрожь…
Станция
