по парам. Внизу вам дадут инструменты, объяснят, что делать. Норма – пять тачек руды на каждого. В день. Кто не выполнит – остается там, внизу, пока все не сделает. Поблажек не будет – не для того вас сюда загнали… Все. Пошли!
Антон Багрицкий шагнул первым. За ним – Алексей, увлекая за собой Владимира, который все еще не мог успокоиться. За юношу болела душа. Несмотря на то, что был лишь одиннадцатью годами старше юного корнета, Алексей чувствовал отцовскую ответственность за него. Единственный сын у матери… Надо будет сделать все, чтобы он протянул эти страшные годы. Тридцать лет каторги и поселений. Эх, самому бы продержаться.
Вход был простым – широкий колодец, кое-как укрепленный бревнами, в которые были вбиты железные скобы. Двигаться в кандалах было тяжело. Люди медлили, приноравливаясь, как ухватиться, как и куда поставить ногу.
– Глубоко, – подумал вслух кто-то.
– А ты как думал? – усмехнулся один из стражников. – Загремишь вниз – костей не соберешь… Но, ежели кому жизнь не мила, может и сигануть. Никого не держим!
– Не вздумай, – Алексей тут же вцепился в локоть Владимира. – Не вздумай прыгать, слышишь? У тебя мать…
Юноша только судорожно сглотнул. В глазах его плавал ужас и страх перед неизвестностью.
Спускались медленно – пока одни лезли, другие стояли и ждали, пока люди с непривычки на ощупь ногами отыскивают скобы. Наверх-то всяко лезть будет быстрее – хоть видишь, за что хватаешься.
И тут рядом зазвучал негромкий глуховатый голос. Аристарх Данилевич, о котором Алексей до этапа много слышал, как о знаменитом поэте, но с которым впервые близко познакомился только на пути сюда, запрокинув голову, озирался по сторонам.
Закат последний догорал,
Окрест громада гор вставала,
И, словно зубы, гребни скал
На горле у земли сжимала.
И чтоб запомнить не могли
Оставшиеся там, где лучше,
В утробу гор, во глубь земли,
Как в Ад, спускали наши души.
Но в этой мрачной темноте,
С ней обрученные на крови,
Мы помнили о красоте,
О мире, счастье и любови…
Пораженные стихами, стражники от неожиданности позволили поэту дочитать до конца, и лишь потом накинулись, выволакивая из строя и собираясь всыпать ему плетей.
– Отставить, – прозвучал холодный голос.
Сысой Псоич заскрипел зубами. Он не заметил, откуда взялся ведьмак, но тот спокойно обошел замершую охрану, подходя к колдуну.
– Что я вижу? – протянул он. – Экзекуция? Уже? По какому поводу?
– Не ваше дело, господин… э-э… Чермный, – процедил Сысой Псоич. – Это мои люди…
– Да-да, люди ваши. Ваша личная собственность, хотя что-то мне подсказывает, что на них не существует акта купли-продажи, – со скучающим видом закивал
