быть, есть какие-то другие свидетели, которых мой коллега не упомянул из этических соображений? Тогда следует отыскать и их.
Старик тревожно выпрямился, но в ту же секунду схватился за сердце, резко пошатнувшись. На его счастье, я оказался рядом и вовремя подхватил обмякшее тело. В устремленных на меня глазах я увидел явный страх.
– Вам лучше вернуться в Приреченск, – прошептал он прерывисто. – Бросьте это дело. Прошу вас. Это не кончится добром.
– А ваш друг Прохоренко так и будет жить с клеймом предателя, – констатировал я.
Он судорожно глотнул ртом воздух.
– Сколько нам всем осталось?
– Почему в таком случае вам не взять все на себя? – усмехнулся я. – Может быть, вы умрете раньше своего товарища по подполью.
Мое изречение ему не понравилось.
– Кроме того, – продолжил я, – у каждого из вас есть дети и внуки. Разве вам безразлично их будущее?
– Бросьте это дело, – упрямо повторил Коротков.
Я скривился, как от зубной боли:
– Это все, что вы можете посоветовать?
Он отвел взгляд.
– Кстати, как мне отыскать Светлану?
– Не знаю, – он был рад сменить тему. – Григорий рассказал, как встретил ее в Кенигсберге. Больше о ней никто не слышал.
– А вы не пытались ее разыскать? Обычно фронтовики обращаются во все передачи, которые могут им помочь. Когда товарищей по общему делу остается мало, они пытаются сплотиться и поддерживать друг друга, разве нет?
Старик покачал головой:
– Мы даже не знали, с чего начать.
– Не знали или не хотели знать?
Его высохшая рука потянулась к стоявшей у двери палке:
– Немедленно покиньте мой дом! И чтоб я вас больше не видел!
Я не возражал: ветеран не вызывал симпатий. Но на прощание все-таки бросил:
– Вы спокойно спите по ночам?
В ответ раздалось нечленораздельное проклятие. Только очутившись на улице и глядя на синюю гладь, успокаивавшую глаза и нервы, я понял: запах в квартире Короткова – запах страха.
Глава 4
Татьяна Павловна жила на улице Гоголя. Это название никак не подходило грязной, пыльной, узкой улочке, сдавленной лепившимися вдоль обочины хибарками. Новые русские явно невзлюбили этот район. Во всяком случае, я не заметил ни одного особняка. Старушка оказалась дома, однако дальше прихожей меня не впустила.
– Я уже сказала все, что знала, – вытирая руки передником не первой свежести, поведала женщина. – Больше мне нечего добавить.
– Разговор в коридоре не рождает доверия, – вставил я.
Она пожала плечами:
– О каком доверии идет речь? Я не собираюсь исповедоваться.
– Но вы согласны с тем, что написано в статье?
Она отвернулась:
– У меня нет причин не соглашаться.
Я вспомнил:
