домой, с уважительным удивлением чувствовал, как ему не терпится, отужинав, взяться за очередной чеховский том. Рассказы становились всё серьезнее, и это ему нравилось; Песцов понял, что увлечение легким чтивом и легкими фильмами его обеднило, обузило, а тут вникаешь в текст и чувствуешь, как шевелит просыпающимися мускулами твой потребовавший работы мозг, как приятно ему чувствовать свою силу, гибкость и восприимчивость.
Песцов даже внешность изменил: отрастил небольшие усы и аккуратную бородку.
– Ты прямо культурный интеллигент какой-то стал, – одобрил Михайличев. – Я тоже пробовал усы отпустить – не растут, заразы. Три волосинки вылезут, как у чукчи какого-нибудь, и всё!
Песцов регулярно звонил своим двум семьям, а через три месяца явился сам.
– Предлагают остаться насовсем, – сказал он Тане. – Меньше денег, но намного спокойней.
– Ты серьезно? Я не поеду, – ответила жена. – У меня работа тут, детский сад под боком. Да и вообще, Москва это Москва.
– Тогда я пока один.
– Что значит – один? Где ты будешь жить?
– Мне дали квартиру от фирмы, – слукавил Песцов.
– Постой. Что случилось, Володя? – Таня наконец забеспокоилась. – Ты, может, там нашел кого-нибудь?
– Никого, клянусь памятью мамы, – очень серьезно сказал Песцов.
Жена его не поняла. Стала уговаривать вернуться домой. Говорила без слез, но довольно нервно. Песцов спокойно и твердо отказывался.
А бывшая жена Таня его решение приняла взволнованно: ей показалось, что уход Песцова из второй семьи означает будущее возвращение в прежнюю.
– Я тебя предупреждала! – сказала она с невольным злорадством.
Песцов не помнил, чтобы она его предупреждала. То есть он как раз точно помнил, что ни о чем таком она не предупреждала, напротив, напутствовала: «Счастливого плавания, я свое отбыла, пусть теперь другая помучается!» Раньше он попенял бы ей на склонность переиначивать прошлое. Он раздражился бы. Возникла бы ссора. Он ушел бы, хлопнув дверью, с криком: «Господи, как я счастлив, что вовремя от тебя ушел!» Сейчас – ничего подобного. Выслушал с мягкой, соболезнующей улыбкой, сказал:
– Ну, пока. Буду навещать, когда получится, не так уж и далеко.
И поехал.
Он ехал в поезде и улыбался, чувствуя приятное нетерпение; так возвращаются на родину. Бережно, как шкатулку с драгоценностями, открыл дверь квартиры. Вошел осторожно, словно боялся спугнуть тишину. Нетерпеливо разделся, умылся, попил на ночь чаю и улегся в белую, чистую, мягкую постель – будто к любимой женщине, обнял подушку – будто голову этой женщины, и даже чуть не всхлипнул, растрогавшись.
Работал он умело, быстро, сохраняя равновесие духа в конфликтных ситуациях. Михайличев говорил ему:
– Я прямо завидую на тебя смотреть, ты весь какой-то счастливый
