ее лихорадило. Под вечер ей удалось ненадолго забыться, но скоро она очнулась. За окном было темно. Она слышала, как расходятся по номерам последние посетители бара, который находился на ее этаже. Все укладывались спать, а ей предстояла бессонная ночь. «Идиотка, – ругала она себя. – Поделом тебе. Таких идиоток черти поджаривают в аду, и правильно делают».
Ей вспомнилось, как родители возили ее в Анапу и она, еще маленькая девочка, немного обгорела с непривычки. Чем тогда лечила ее мама? Память подсказала: сметаной. Мысль о прохладной густой сметане, которой можно обмазать всю себя, была прекрасна. Но где ее тут возьмешь, сметану? В отчаянье, без всякой надежды, Нина отправилась на поиски.
В халате и шлепанцах она добрела до бара. Двери бара были закрыты, внутри было темно. Нина постучала, подождала, опять постучала. Наконец появился толстый бармен-турок. Он показал на часы: дескать, закрыто. Нина умоляла: «Пожалуйста, please. На минутку». Наконец бармен с недовольным видом открыл. Но как объяснить ему, что нужна сметана? По-русски турок не говорил, а Нина не знала, как будет «сметана» по-английски, и есть ли вообще в английском такое слово – может, англичане сметаны не едят. Напрягая свой скудный запас английских слов, Нина составила примерно такую фразу: «Пожалуйста, дайте белое – класть в салат». Бармен хмурился непонимающе, потом улыбнулся, закивал. Сходив на кухню, он вернулся с баночкой, в которой было что-то светлое. Обрадованная, Нина сунула ему пять долларов и побежала к себе.
Баночка была ледяная, из холодильника, нужно было втереть все поскорей. Забежав в номер, Нина скинула халат и, зачерпнув из банки, щедро намазала свои воспаленные плечи и загривок. В первые десять секунд и впрямь было ощущение приятной прохлады, а потом стало жечь вдвое, в десять раз больше! Будто по плечам прошлись раскаленным утюгом. Нина понюхала содержимое банки, потом попробовала на вкус. Это был майонез – очень острый, на горчице. Нина заплакала. Несчастнее ее никого на свете не было.
Несколько дней она просидела в четырех стенах, медленно приходя в себя. Еду она заказывала в номер, но есть не хотелось, и содержимое подноса часто оставалось нетронутым. Пару книжек, взятых в дорогу, она давно прочитала, местное телевидение смотреть было невозможно, а вид из окна надоел. Нина валялась на постели с наушниками на голове, раз за разом прокручивая курс разговорного английского. Как сказать по-английски «сметана», она так и не узнала, но потом сообразила, что нужно было просто попросить йогурта.
Купив у того же бармена большую коробку йогурта, она, стоя перед зеркалом, обмазала себя с ног до головы. Зрелище было жуткое. «Новое блюдо: жареная идиотка в йогурте», – сказала она вслух и показала своему отражению язык. Но йогурт действительно помогал.
Постепенно боль стихала, шкура стала слезать лохмотьями, а под ними открывалась новая кожа – тонкая, блестящая, уже тронутая загаром.
На шестой день Нина вышла из номера. Ожоги в разных местах еще побаливали, но
