акцент, люблю его этим постоянно задевать и намекать на свой возраст, хотя знаю, что его трудно задеть. Его совсем не мучает совесть из-за того, что я вышла за него замуж по принуждению моего родителя.
Я села в машину, и она, набирая скорость, плавно заскользила по асфальту столицы. Мои мысли понесли меня с той же монотонностью в прошлое.
Шесть лет назад:
– Пап, но он же старик, он мне в отцы годится! – кричала я на папу, который был хмур и бледен.
Мама вообще с двумя близнецами ушла в другую комнату.
– Дочка, я знаю, но тут уж ничего не поделаешь, я бы с радостью спрятал тебя от этого… – он замолчал, но видимо, так и не смог подобрать правильные слова, – Царя. Но уже поздно.
Я смотрела на него и не могла поверить в услышанное, мы же живем в двадцать первом веке, откуда такие замашки?
– Дочь, ну прости меня, ну поверь, я бы… – он начал повторяться.
– Я не пойду за него замуж, – твердо сказала я. – И вообще, я люблю Максима, и…
Меня обдало холодом. Я так и не съездила к нему в больницу. Меня надежно стерегли, но все же надо было найти выход. О том, что Максим жив, мне сказал отец, полушепотом, чтобы никто не слышал, потому что моя истерика разносилась на всю нашу многоэтажку.
– О нем можешь забыть, – сказал мне отец, – парень и так чудом спасся, боюсь, в следующий раз ему так не повезет.
У меня вспотели ладошки и на затылке зашевелились волосы.
– Что значит, не повезет? – не поняла я его ответа.
– Ты думаешь, кто эти бравые ребята были? – посмотрел он на меня.
А я на него.
«Откуда он это знает», – подумала я.
Стою, молчу, сопя себе под нос.
– У нас нет выбора, – обреченно проговорил отец. – Дочка, Полина, если ты не согласишься, он нас всех погубит, он и так подмял пол-Москвы под себя. Я разорюсь, если ты не согласишься. А может, и еще чего хуже, – папа опять замолчал, предоставляя мне возможность додумать, что может быть хуже.
Мне не верилось во все происходящее до того момента, когда отец встал передо мной на колени.
– Полина…
И здесь мои нервы не выдержали родительской атаки, я расплакалась и бросилась к папе в объятия.
– Папа, ну как же я с ним? – сквозь всхлипы и рыдания проговорила я.
Он меня погладил по волосам и успокаивающе прошептал на ухо:
– Он, если все пройдет гладко, поймет, что ты для него юна, и отпустит тебя.
Я подпрыгнула на сидении.
– Полина Михайловна, простите, – проговорил водитель, – опять дорогу переделывают, не заметил.
– Ничего, Никита, все нормально, – ответила я ему.
А у самой так паршиво на душе стало. С тех пор прошло шесть лет, а Борис меня так и не отпустил. Я даже хожу в церковь и прошу Бога, чтобы он меня разлюбил, а то, что он любит, я вижу,
