а это был именно он, сидел в большой комнате за обшарпанным столом, более похожим на обеденный, чем на канцелярский.
Был он среднего роста, сухощав и черноволос. Вид скорее озабоченный, чем свирепый. Лет около сорока пяти.
На стуле у стены примостился Троицкий с неизменным зонтиком между колен.
При моем появлении он встал со стула и церемонно представил:
– Анатолий Серафимович, позвольте вам рекомендовать Татьяну Иванову, знаменитого в наших краях детектива…
– Да заткнись ты, старый хрен, – грубо оборвал его Кабан, – я тебя уже наслушался.
Троицкий с поникшим видом опять занял свое место у стены.
– Садись, – кивком головы указал мне Кабан на ближайший к его столу растрепанный мягкий стул.
Несколько мгновений он буравил меня маленькими карими глазками, а потом визгливо спросил:
– Мне этот придурок напел тут про тебя, будто ты что хошь можешь отыскать со своей хиромантией. Это правда?
– Понимаете, Анатолий Серафимович, – осторожно начала я, но тут же была прервана.
– Да будет тебе! Серафимыч да Серафимыч. Оставь мово папашку в покое. Хоть и нехорошо про покойных, но сволочь был старик еще та. Скольки я от него натерпелся, вспоминать неохота, – неожиданно разоткровенничался Кабан.
– Как же мне вас называть? – слегка растерянно спросила я.
– Называй, как все, – кажется, он тоже был удивлен моей непонятливостью.
– А как это, как все? – продолжала допытываться я. Кабан начал сердиться:
– Ну, Кабан, как еще. Или это… Толян зовут тоже. Ты, в натуре, как маленькая все равно.
Внутреннее напряжение, нараставшее во мне с того момента, как мне позвонил Троицкий, внезапно пропало, и я неожиданно для себя и присутствующих громко захохотала.
Кабан, насупившись, смотрел на меня, решая, как расценивать мое поведение. В конце концов он, видимо, пришел к выводу, что все идет нормально, и сам захохотал, всплескивая руками и с грохотом ударяя ими по столу.
Троицкий смотрел на нас как на сумасшедших.
Нахохотавшись, Кабан сказал:
– Я гляжу, Танюха, девка ты веселая, это хорошо. Я люблю веселых. А то на эту постную рожу, – он ткнул пальцем в сторону Троицкого, – смотреть тошно. В общем, решим так, – Кабан перешел к делу, – раз этот сундук тебе все рассказал…
– Да нет, не все, – поспешила я откреститься от чрезмерной информированности, но было слишком поздно. Кабан безнадежно махнул рукой:
– Что еще не рассказал, то расскажет. Может, оно и к лучшему. Сам он только языком трепать здоров. Моим костоломам с этим в жисть не управиться, так что давай, Танюха, ищи энтих гнид, что меня кинули, падлы. Ты знаешь, на сколько они, пидоры, меня кинули? – Воспоминания об утраченных деньгах заставили Кабана перейти на визг.
Я отрицательно покачала головой.
– На полтора «лимона» «зеленью»! – горестно возопил Кабан.
От
