себе Мишка, но не может отвести глаз от незнакомки.
– Садись сзади, – приказывает она. – Я довезу тебя до следующей станции. Не бойся. Прыгай.
– Нет, – сказал он резко. – Нет. Хватит с меня испытаний. Знаю я ваши азиатские фокусы. Ты меня в кишлак привезёшь, а там родственники твои меня с кинжалами да нагайками встретят.
– О-о-о, да ты из заключённых! – воскликнула она, натягивая поводья. Конь взвился на дыбы. – Ты беглый что ли?
– Нет. У меня документ об освобождении есть, – сказал Мишка.
– Покажи, – потребовала она.
– Ты кто такая, чтобы я тебе свои документы показывал? – рассердился он.
– Я Гюзель, – пропела она, хлестнула коня и умчалась прочь.
Мишка с грустью посмотрел на облачко пыли, поплывшее следом. До горизонта безлюдная степь. Сколько идти до ближайшего жилья не ясно. Но идти нужно. Вперед, Михаэль…
Гюзель поджидала его на соседнем полустанке. Сидела на скамейке возле дома с одним окном и длинной, выдвинутой вперёд крышей. Конь стоял поодаль.
– Садись, – приказала она. – Давай свои документы.
Мишка повиновался. Она прочла его справку, улыбнулась.
– Куда идёшь, Михаил Андреевич?
– Домой, в Москву.
– В Москву далеко… А вот до соседней станции подвезти могу.
– Не нужно…
– Тогда иди в дом. Там пусто. Спи, а я покараулю. Да не бойся ты, я не кусаюсь. Иди, иди, – подтолкнула его к двери. – Я там одеяло постелила, чтобы тебе мягче было. Отвык, небось ото всего домашнего? Кумыс на столе и лепёшки, кушай.
Мишка отказываться не стал, схватил тёплую лепёшку. Гюзель рассмеялась и убежала. Мишка видел, как она вскочила в седло и исчезла за горизонтом. Обрадовался. Доел лепешку, улёгся на кровать. Стёганое лоскутное одеяло пахло чем-то родным. Он уткнулся в него лицом и заснул безмятежным сном. Впервые за долгие годы заключения он увидел сон да такой фантастический, что его можно было принять за реальность. Или это была реальность, слившаяся со сном, после которой осталось ощущение неземного блаженства. Мишка прижимался к упругой груди Гюзели, целовал ее в губы, пахнущие полынью и пил кумыс, льющийся через край из золотого сосуда. Позвякивали бубенчики на конской уздечке и чёрные девичьи косички превращались в шёлковые тугие пряди… Блаженство…
– Эй, соколик, счастье своё проспишь, вставай! – услышал Мишка звонкий женский голос. Вскочил. К полустанку пыхтя подъезжает паровоз. Настоящий, железный с красной звездой.
– Паровоз? Быть не может, – Михаил потер глаза. – Сказали же через неделю…
– Так неделя и прошла, – Гюзель рассмеялась, бросила ему расшитый бисером кисет. – На память обо мне. Прощай!
– Неделя? Неделя…
Мишка запрыгнул на подножку. Ему не верилось в реальность счастья, свалившегося так нежданно. Гюзель довольно долго скакала
