style="font-size:15px;"> Вита усмехнулась и ничего не ответила. Карина встала и, сказав «Посиди», вышла из ка-бинета, закрыв за собой дверь, из-за которой почти сразу раздалось «Лариса! Лариса!», по-том послышалось сердитое ворчание светловолосого «джинна». Вита допила свой коньяк, прикусила ломтик лимона, после чего, ожидающе поглядывая на закрытую дверь, принялась бродить по кабинету. Тронула мохнатый перистый лист большой вашингтонии, знакомой ей еще по «Яшме», внимательно рассмотрела четыре круглые матовые темно-зеленые вазы, вы-строенные по размеру на стеклянной полке, потом потянулась было к серебристому телеви-зору, чтобы включить его, но тут вошла Карина, и она обернулась.
– Ну, что, пожалуй, мы все выяснили, так что я пойду.
– Еще пятнадцать минут посидишь – вам привезут пальто. Молчи, – сказала Карина, уви-дев, что Вита уже собирается возражать, и ткнула в ее сторону указательным пальцем, на ко-тором взблеснул изумрудный перстенек, – я могу себе это позволить, кроме того, мне в том магазине все равно крепко должны. Так что же это за удивительная девочка с тобой?
«Удивительная девочка» тем временем сидела внизу, за столиком, и под слегка насмеш-ливым взглядом охранника жадно поглощала принесенную еду, с трудом удерживая себя от того, чтобы вылизывать тарелки. Она не знала и не пыталась разобраться, что же это были за блюда, только чувствовала, что ест что-то горячее и необыкновенно вкусное. Вокруг ели, смеялись, говорили, танцевали, освещение менялось – зал то погружался в полумрак, проби-тый точками сигаретных огоньков, то дробился в прыгающих разноцветных лучах, превра-щавших танцующих в странные дергающиеся призрачные фигуры, то ярко вспыхивал, обна-жая лица и движения. Менялась музыка, менялись танцоры на сцене. Пустые тарелки и ва-зочки улетели, подхваченные невидимой рукой, и Наташа, откинувшись на полукруглую спинку стула, курила и пила какое-то густое сладкое вино, сытая, умиротворенная, отогрев-шаяся, немного сонная и довольная, улыбалась плещущемуся вокруг людскому морю. Ду-мать о том, что будет, когда они с Витой выйдут из «Двух ящерок» не хотелось, сейчас ей было просто хорошо. Она попробовала втянуть в разговор охранника, но тот отделывался короткими лаконичными ответами, и она замолчала, глядя на сцену. В зал снова втек полу-мрак, и на сцене выстраивалось какое-то подобие хора, облаченного в монашеские черные балахоны с капюшонами, только одна фигура, вероятно солист, стояла в белом балахоне. Го-ловы всех были склонены, лица спрятались в тенях, за свисающими складками, и Наташа не могла понять, мужчины это были или женщины. Но когда откуда-то полилась неторопливая музыка, и стоявшие запели, то оказалось, что это женщины. В зале была великолепная аку-стика, и высокие чистые голоса наполнили его целиком, притихший, застывший. К изумле-нию Наташи пели на латыни, и она даже моргнула – настолько нереальной казалась здесь подобная песня. А когда музыка вдруг всплеснулась коротким барабанным громом, зал на мгновение погрузился в полный мрак, но тотчас же по обеим сторонам сцены вспыхнул жи-вой
