в стихе, развивал его по многим параметрам: это и идея ценности личности, внимание к этическим проблемам, вопросам морали частного человека и общества, образ автора, органически входящий в произведения, создание индивидуальных характеристик людей, обилие конкретных намеков, внимание к бытовым деталям, воплощении быта в живописно-пластических образах, смелое сочетание прозаизмов и просторечия с высокой архаизированной лексикой, эксперименты…». в области метрики, строфики, рифмовки; поиски индивидуальной формы произведения, пристальный интерес к проблеме национального содержания и национальной формы – то есть отказ от критерия «изящного вкуса», единого для всех времен и народов, и, главное, понимание исторической и национальной обусловленности человека, народов, литератур.
Все это отчетливо прослеживается при сопоставлении стихотворений Державина «Вельможа» и Пушкина «К вельможе», все это мы наблюдаем и в том, и в другом стихотворении.
В стихах Державина и Пушкина, и это видно в «Вельможах», жизнь звучит многими красками и подробностями, не смотря на ораторский пафос «идеальных» вступления и заключения державинского стихотворения и иносказательные вариации, архаичные эпитеты – словно в подражание 18 веку – в пушкинском. Державин, – может быть, первый в русской литературе, – осознал, что искусство слова – это искусство детали. Пушкинская же деталь – это предмет серьезных филологических исследований. У Пушкина в описании жизни Юсупова, сквозь которую он рассматривает события, произошедшие в России и Франции – каждая строфа полна конкретно-исторических и образных деталей, гениально отражающих мысль и чувство:
Там ликовало все. Армида молодая,
К веселью, роскоши знак первый подавая,
Не ведая, чему судьбой обречена,
Резвилась, ветреным двором окружена.
Ты помнишь Трианон и шумные забавы?
Итак, главное отличие двух рассмотренных стихотворений не только в жанровом смысле – «гневная» ода и «послание», не только в стилистическом, обусловленном развитием теории стиха различие – но в принципиальном решении главной гуманистической проблемы. Вельможа у Державина должен, но не способен выполнять свой общественный долг быть «славным» не роскошью – то есть не воровать, не грабить, не предавать, не лгать, а быть «Царю, закону, церкви друг». У Пушкина вопрос об общественном долге сановника, фигуры, могущей повлиять на общественное благо, явно никак не ставится. Он скрыт, закодирован, зашифрован в описании событий французской революции – и это скорее осторожный, очень тонкий намек на то, к чему, бывает, приводит сильных мира желание жить в свое удовольствие – но тут же и противопоставление кровавой революции в английском парламенте:
…Твой взор
прилежно разбирал сей двойственный собор
Здесь натиск пламенный, а там отпор суровый,
Пружины смелые гражданственности
