Едва только, ты, в неё вляпаешься, так тебя тут же начнут окружать сплошные обязательства, которые предполагают либо получение этих самых денег, либо их сохранение. Для того, собственно говоря, всё и делается, чтобы образовать эти самые обязательства. Стоит тебе их на себя принять и, ты, уже не свободен, ты, уже из них больше никогда не выскочишь. Ты, влипнешь в них, по самые уши, как муха влипает в мёд. Еды много, а улететь невозможно. Вот и получается, что не, ты, деньги схватил, а они схватили тебя. Схватили и держат. Кто же их бросит? Если, ты, их бросишь, то их вмиг пригребут другие. Ничего не оставят. Выбросят тебя на обочину. Это же страшно остаться, вдруг, нищим. Вот и получается, что сначала безумная гонка, а потом беспросветное бдение. Жадность и Страх воцарились над Миром. Жадность и Страх вместо Любви и Добра. И кто, спрашивается, в этом виноват? Кто нам это всё нам подарил?
Девушка принесла кофе с ватрушками.
– Ну, и кто нам это всё подарил?
– Я много читал в последнее время. И вот, что выходит. Россия во времена Петра не была единым государством. На территории современной России тогда была два государства: Московия и Великая Тартария. Упоминание о Великой Тартарии сохранилось только на английских картах 17 века. Все сведения о ней из истории начисто стёрты. Ничего не найти. Но она была. И занимала громадную площадь: от Тихого океана, то есть всю Сибирь, и до Волги. Так вот, Петр правил только в Московии. И никакого окна в Европу он не прорубал. Романовы уже тогда были ставленниками этой самой Европы в Московии. Так сказать, были смотрящими за отдаленными провинциями. Вот он и захотел, чтобы и его вотчина стала похожей на эту самую Европу, на этот золотистый фантик, прикрывающий собой обыкновенное дерьмо, – малыш подтянул к себе чашечку и стал медленно, размешивать маленькой ложечкой сахарный песок, – Ты посмотри, что было у нас, и что было у них. У нас: поля, храмы, деревянные города, в которых приятно жить людям, духовные устремления. А у них: каменные города, похожие на тюрьмы, заводы, инквизиция, послушная паства, согнанная в стадо. О чём это говорит?
– О чём? – одарил Николай ясным взором маленького собеседника чуть возвышавшегося над краем стола.
– О том, что в России люди испокон веков жили совершенно иными ценностями, – уточнил тот, – Они жили, находясь ближе к Богу. К истинной своей Природе, к пониманию сущности своего предназначения. Ближе к тем непреходящим ценностям, о которых мы, благодаря радениям Петра, сегодня почти все поголовно забыли. А Запад всё это время жил только своим брюхом, товарами, деньгами, страхом и послушанием. Петр распахнул ворота перед чем? Перед этим самым страхом и послушанием. Перед товарами и деньгами. Перелил, так сказать, церковные колокола в пушки и думал, что сотворил великое благо. Развернул, так сказать, сознание народа в сторону подлости и корысти. А разве этого было русскому человеку нужно? России-то он не знал. Не понимал её. И не хотел понять. Он вообще русским не был по своему рождению. Ну, что в ней такого
