колеблет твой треножник.Впрочем, ему предстояло разочароваться и в своих коллегах. В самый трудный момент его жизни они тоже окажутся и глухи, и непонятливы. Более того, обнаружится, что и сам Александр Сергеевич не слишком чувствителен к наставлениям своего гения. Будет и так, что, услышав «суд глупца и смех толпы холодной», он, к сожалению, не останется «твёрд, спокоен и угрюм». Но это – позже. А покамест поэт изнывал в мучительном ожидании согласия на брак с Натальей Николаевной Гончаровой. Далее помолвки дело никак не шло.
1830 год начинался несчастливо. Мать его прелестнейшей невесты вдруг заявила, что они бедны, и потребовала, чтобы поэт, если желает жениться на её дочери, обеспечил приданое. При этом была названа сумма в 10 тысяч рублей. Пушкин, увы, не располагавший такими деньгами, пришёл в совершеннейшее уныние. И даже подал властям прошение, чтобы ему разрешили ухать в Италию, или во Францию, или хотя бы в Китай. Отказали. А чтобы и не мечтал о заграничных вояжах, Александру Сергеевичу вдобавок ещё и выговор сделали за самовольную отлучку в Арзрум.
Однако с приданным для Натальи Николаевны дело вдруг сдвинулось с мёртвой точки. Сергей Львович посчитал необходимым помочь своему бедному, гонимому сыну и презентовал ему часть деревни Кистенёвка из своего Болдинского имения. Чтобы распорядиться этим подарком – продать его или заложить для получения нужной суммы, Александр Сергеевич отправился в Болдино. Казалось, что много времени ему не потребуется. Но как раз в эту пору случилась эпидемия холеры. Карантин. И Пушкин оказался заперт в Болдино на несколько месяцев. Мучительнее всего для поэта оказалась разлука с Натальей Николаевной, видеть которую уже давно стало главным условием его существования.
Я знаю: жребий мой измерен, Но чтоб продлилась жизнь моя, Я утром должен быть уверен, Что с вами днём увижусь я.
От любовной тоски и от скуки деревенской имелось одно единственное спасение: Александр Сергеевич начал писать. И эдак расписался, что вынужденное карантинное сидение в Болдино обернулось таким взлётом вдохновения, таким напором творческой фантазии, каких у Пушкина не бывало ни до, ни после. Обильнейший урожай: «Повести Белкина» числом – пять, три «Маленькие трагедии», поэма «Домик в Коломне», две последние главы «Евгения Онегина», около 30 стихотворений… И это – за три месяца! Даже на такой шедевр, как «Сказка о попе и работнике его Балде», не потребовалось более одного дня.
А секрет плодовитости этой, кажется, прост. Во-первых, влюбленный Пушкин в ожидании столь возможного, близкого счастья находился на величайшем эмоциональном подъёме. Во-вторых, потребность написать побольше да получше, чтобы заработать на нужды семьи, которая вот-вот образуется. В-третьих, как бы прощание с поэтической вольницей. Женишься – до того ли будет? Ну и, конечно же, спешка. Карантин мог окончиться в любой день, а замыслов столько, что голова кругом идёт. Да и возраст самый подходящий для шедевров – тридцать лет… Всё тут сошлось и сложилось!
В дополнение к творческому восторгу пришло от Натальи Николаевны письмо – «премиленькое», как выразился поэт, письмо с окончательным согласием выйти за Александра
