кухне.
Однажды ночью – Орнела давно спала – она вдруг почувствовала, как с нее сдернули одеяло. Фантино голый, с вздыбленной плотью, стоял над ней. Она отодвинулась к краю кровати, поспешно одергивая задравшуюся ночную сорочку. Он бросился и грубо овладел ею. Она не издала ни звука. Когда он отвалился, она молча поднялась, зажала руками у шеи разорвавшуюся сорочку, босиком пошла в ванную, заперлась там. Возилась долго. Потом прошла в детскую и не выходила оттуда до утра, пока муж не уехал в магазин.
Утром Нано проснулся голодный, жадно хватал грудь. Орнела покормила ребенка, поела сама. Велела няньке собрать прогулочную сумку:
– Собирай на целый день, Лучьяна, я к матери поеду. Ты можешь тоже пойти домой до завтра, я там заночую.
На дно сумки вместе с детскими вещичками и сменными пеленками Орнела сунула свои документы, свидетельство ребенка. Туда же затолкала старую юбку, толстый свитер и стоптанные башмаки; поставила сумку в нижнюю корзинку детской коляски. На дно коляски, под кружевную простынку, подсунула теплое одеяльце. Потом пошла в ванную, заперлась.
Из шкафа под раковиной, из плоского чемоданчика с мелкими домашними инструментами, достала плоскогубцы. Задрала свою тонкую, в «полусолнце» юбку, прикрыла тканью голую нежную кожу на внутренней стороне бедра и сильно, как могла сильно, сквозь ткань прищемила кожу плоскогубцами. От боли вспыхнуло багрово перед глазами, вспотел лоб. Орнела отдышалась и прищемила кожу опять, чуть выше, и еще раз, и еще. Затошнило, все поплыло перед глазами. Она помедлила немного, приходя в себя. Потом намочила полотенце и зажгла стоящую у ванны ароматическую свечу. Спустила трусы, обнажила низ живота и поднесла свечу. Вспыхнули волосы, опалилась кожа. Орнела до крови прикусила губу, чтобы не закричать. Прижала мокрое полотенце к опаленной коже. Постояла, согнувшись, опершись руками о ванну, хватая открытым ртом воздух. Включила воду и, наклонив голову, напилась из-под крана. Потом умылась, пригладила перед зеркалом волосы…
…Орнела с коляской забралась в автобус, но не вышла у дома матери, а поехала дальше, все вниз, вдоль струившегося на дне глубокого оврага ручья, мимо разноцветных зеленоглазых домиков, веселою гурьбою сбегающих к морю. Автобус остановился в центре Варацце. Там она села в другой, шедший в Геную. Она вышла на Сан-Лазарино, у порта. Куда поедет дальше – она не знала. Все равно, лишь бы не нашли. По расписанию ближайший паром был на Ол-бию. «Сардиния? Ну и что! – подумала Орнела. – Дед был родом с Корсики. Совсем рядом». Она купила билет и через полчаса уже сидела в верхнем салоне парома. Адриано тихо посапывал рядом в коляске.
Когда паром отошел от пристани, Орнела пошла в туалетную комнату, – еле втиснулась туда с коляской. Переоделась в старую юбку и башмаки. Оглядела ляжки, живот. На ногах багровели кровоподтеки; некоторые раны, растертые при ходьбе, кровоточили, другие начали наливаться лиловой теменью. Сынок серьезно смотрел из коляски, будто что-то понимал.
В Олбию паром пришел поздно вечером. Орнела вышла из порта, огляделась. Спросила у прохожего, где ближайший
