или даже не писк, а как будто поскуливание. Ванька огляделся – никого. Заглянул под лавку – нет, писк не оттуда. Он прислушался. Писк доносился из-за загородки. Ванька ухватился руками за верхний край загородки, подпрыгнул и подтянулся к краю, упираясь ногами. Он увидел, что в углу раздевалки старшеклассников, в закутке между лавкой и стеной, сидела, скрючившись на корточках и уткнув лицо в колени, Анька Кричевская. Анька ревела. Ванька спрыгнул, обошел вокруг загородки, вошел на половину старшеклассников и подошел к Аньке.
– Кричка, чего ревешь? – спросил Ванька тихо.
Анька не подняла головы, а как-то еще больше съежилась и заскулила громче. Ванька стал мяться с ноги на ногу. Он не знал, что делать. Был бы перед ним пацан, он бы пихнул его, посмеялся бы, или еще что – уж было бы ясно, что нужно. А тут?
– Кричевская, что случилось, скажи, – опять спросил Ванька и, неловко ухватив Анькину руку, потянул, пытаясь открыть ее лицо. Анька дернулась, пошатнулась, но не упала, а только заревела еще больше.
– Ну ладно, не хочешь – как хочешь. Реви тут одна. Сейчас старшикú придут, а ты здесь. Думаешь, понравится им? Вмажут тебе! – Ванька совсем не знал, как заставить Аньку замолчать, но и уйти не мог. Как-то нехорошо у него было внутри от этих Анькиных слез. Так бывает, к примеру, с ненадежным зубом: еще не болит, но уже знаешь, что скоро заболит.
– Аня, ну скажи, чего сырость развела?
Анька вдруг замолчала, как будто то, что он назвал ее по имени, подействовало. Она подняла голову, потерла глаза и щеки маленькими кулачками.
– А ты никому не скажешь?
– Конечно, нет, что я – дурак?
– Лиса-а-а, – протянула Анька, снова начиная реветь.
– Что – лиса? Да Анька же, перестань выть, а то уйду!
Заикаясь и всхлипывая, Анька, наконец, объяснила, что мечтала получить роль Лисы, а вовсе не Третьего Зайчонка.
– Анька, ну ты чё, совсем?.. Ты ж маленькая, какая из тебя Лиса?
Анька опять залилась слезами, причитая:
– А Лиса что, большая?! Лиса сама меньше собаки! И я все слова знаю, и… у нас хвост настоящий! – и Анька еще пуще завыла. Ванька ухватился за ее плечи, потряс:
– Какой еще хвост? Ну Анька, харе реветь! И потом, Евдокия правильно Смирнову назначила, у нее волосы рыжие.
– Волосы – это ничего. Ты костюм Лисы видел, когда в прошлом году театр про Кота Котофеича показывали? – вдруг быстро заговорила Анька. Ванька молчал. Он был рад, что она хотя бы плакать перестала.
– Там маска лисья на лицо, – начала быстро объяснять Анька, – и шапка рыжая плюшевая с ушами торчком, так что ни волос, ни лица не видать, и рукавицы черные до локтей. А здесь – только юбка и кофта. Даже хвоста нет! А у моей бабушки хвост есть рыжий, меховой, от настоящей лисы. Я, может, еще с прошлого года мечтала, и все слова выучила.
– Что ж ты, дура, Евдокии это все не сказала, когда роли раздавали?
Анька
