огромна и помпезна, что Тина едва удержалась от того, чтобы не ухнуть, подобно сове, дабы услышать свое эхо. Остановило ее присутствие лакеев, замерших на небольшом отдалении от стола.
От стола… Ох, это был не стол – это был король столов, настоящий столище, как прозвала про себя сей предмет мебели Тина. Будь здесь Сверчок, они бы могли на этом столе сыграть в догонялки. Но самым забавным девушке показалось то, что накрыто им с дедом было на разных концах. То есть, вздумай она о чем-то спросить его сиятельство, должно быть, придется приложить руку ко рту и закричать, чтобы он ее услышал. Ах, нет, как раз этого-то делать и нельзя. Поерзав на стуле, Тина решила на досуге вспомнить правила поведения за столом, которые ей неоднократно втолковывала матушка.
Не стоит думать, что мадемуазель Лоет ела, как говорил ее папенька, чавкая и залезая в чужую тарелку. Тина была аккуратна, умела пользоваться ножом и вилкой, знала, для чего существуют салфетки, и никогда не разговаривала с набитым ртом… за общим столом. Однако дома не было строгих правил, и во время трапезы часто велись беседы. Чета Лоет не стремилась следовать этикету, и на их столе обычно стояло два-три блюда, этого вполне хватало для насыщения. Прислуга не топталась за спиной, и хозяева прекрасно обслуживали себя сами.
Сейчас же весь этот столище был уставлен супницами, соусницами, огромными блюдами. Одних напитков Тина насчитала десять штук, а после задумалась, не тайный ли пьяница ее дед – папеньке обычно хватало одного бокала вина. На столе в особняке Лоетов стоял графин, но бывало, что к нему вовсе не притрагивались. После того как девушка рассмотрела поверхность стола между двумя сервированными краями, она обратила внимание на саму сервировку. С ее языка едва не сорвалось ругательство, когда она вдруг поняла, что не помнит и половины ножей и вилок, лежавших перед ней. Приборов было столь много, словно граф и его внучка собирались засесть в столовой на неделю.
Тина представила, как через несколько дней прислуга выкатывает из дверей столовой вначале круглого, как шар, его сиятельство, а следом шарик поменьше – саму Тину. Воображение столь живо нарисовало ей эту картину, что девушке пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы не засмеяться. Но тут воображение дорисовало, что сиятельный шар не просто катится, подвластный рукам лакеев, но еще и вещает:
– Дитя мое, вы должны катиться ровно, не задевая углов, и не подпрыгивайте. Только невежи подпрыгивают, как мячики. Вам пристало катить свое тело с достоинством.
Это стало последней каплей, и мадемуазель Лоет, отчаянно хрюкавшая в ладошку, расхохоталась в полный голос. Она старалась унять смех, очень сильно старалась. Кусала кулаки, представляла деда, но он выходил непременно круглым, с маленькими толстыми пальчиками рук, торчащими из того места, где раньше были плечи, от ног остались лишь ступни, обутые в ботинки, и они дергались, словно пытались идти по воздуху. Это довело Тину до исступления. Лакеи уже не просто поглядывали на нее, теперь они не сводили взгляда с внучки хозяина. Девушка сползла под стол, при этом колошматила кулачком по полу и подвывала:
