могли бы прямо сейчас подойти, скажем, к фонтану? Вам недалеко, да и мне рядышком.
– А вы, собственно, кто? – спросил я, недоумевая. О том, что я с Ольгой прежде встречался, знал только Костя.
– Это неважно. Я просто хочу вам помочь выпутаться из ситуации, в которую вы так глупо попали. А бежать не советую – это бессмысленно.
Ясно было одно, меня нашли, и сидеть и ждать, когда начнут выламывать дверь, не имело смысла. И я согласился на встречу. На вопрос, как я его узнаю, мужчина произнес:
– Достаточно, что мы вас узнаем.
Я не спеша поставил «Улисс» на полку, возможно, я так и не узнаю, чем закончится прогулка Блума по городу, у меня начинается собственная одиссея. Я облачился в то, в чем приехал к Ольге, черные брюки, белая рубашка, черные туфли, и вышел из квартиры.
Думал, арестуют во дворе, но этого не произошло, и я благополучно добрался до площади, ребятня каталась на роликах, две девчушки брызгались струями фонтана, на скамеечках мурлыкали пары. Того, кто мне звонил, здесь явно не было. Я сел на свободную скамью, закинул ногу на ногу и раскинул руки на спинку. Ждать пришлось недолго, ко мне подошел, похлопывая свернутой в трубочку газетой по ноге, мужчина лет сорока, со стрижкой бобриком. Ничем особо он не выделялся, так, человек из толпы, лоб, нос, уши – обыкновенные, ни усов, ни бороды, светло-серая футболка без рисунков и надписей (я тоже ношу такие, не хочу быть чьей-то рекламой), вельветовые темно-синие брюки. И все же в этом самом обыкновенном человеке что-то поразило меня. Чуть позже я понял – глаза. Холодные, пронизывающие.
Он присел рядом и задал неожиданный вопрос:
– Вы родом из Жердяевки и фамилия ваша Балаев?
После некоторого замешательства, я ожидал совсем другие вопросы, утвердительно кивнул:
– Из Жердяевки. Только деревни этой больше нет.
– Я в курсе. И каково это жить, зная, что малой родины, места, где родился, не существует? Я как выяснил, что Жердяевка исчезла, так почему-то сразу об этом подумал.
– Лично у меня никаких комплексов по этому поводу нет, Жердяевка осталась здесь, – я прикоснулся к груди в области сердца. – Я помню каждый дом, улицы, жителей. Обидно другое, я ничего не смогу показать детям, если они, конечно, будут. Разве только лес, речку да место, где стоял наш дом.
– То, что помните каждый дом, хорошо. Тогда вас, может, заинтересует это, – мужчина развернул газету, внутри оказался листок с машинописным текстом, всего несколько строк, который он протянул мне вместе с газетой. – Прочтите.
«Сегодня я покидаю эту богом забытую Жердяевку, – с удивлением прочел я первую строку, – не знаю, почему, но именно ее я выбрал для захоронения, сохранения экспроприированного золота. Балаевы, хозяева дома, арестованы и заперты в амбаре. Балаевым я жизнь сохраню, они станут невольными сторожами сундука с золотом, который я закопал у них в подполе. Кроме того, красноармейцу
