движение и остановилась. Я непроизвольно сжала пальцы в кулаки. Двери лифта разъехались в стороны.
В холле, интерьер которого был выдержан в кремовых и черных тонах, стояли мои родители со скорбно опущенными головами. Монти, подслеповато озираясь, сидел неподалеку от них на обитом черной кожей диване. Наверное, он бывал в этом помещении множество раз, однако вид у него был такой, словно он оказался здесь впервые.
Один из охранников подтолкнул меня в спину, и я, неловко споткнувшись, шагнула в холл. Мама посмотрела на меня, и ее губы от раздражения сжались в тонкую линию.
– Дэл! Почему ты убежала? Мы ведь собирались поехать вместе.
– А я сказала, что поеду с Элиотом. Я в состоянии добраться сюда и без тебя.
У меня вдруг начали потеть ладони.
– Ты несовершеннолетняя. Совет не может огласить приговор, если не будем присутствовать мы, твои родители.
– Приговор? – изумилась я. – Меня что, будут судить?
– Нет, дорогая. – Отец взял меня за руку и привлек к себе, будто пытаясь защитить от собственных слов. – Суд уже закончился. Совет вызвал свидетелей, изучил все материалы…
Я резко отстранилась.
– Мне даже не позволили выступить в свою защиту!
– Ты вряд ли могла что-либо сказать в свою защиту, Дэл. Намерения не в счет. Объяснения тоже. Единственное, что имеет значение, – это конечный результат, – с горечью промолвил отец.
– Они глухие и немые, – проворчал Монти. – Они все и каждый из них.
– Папа! – воскликнула моя мама.
Монти раздраженно махнул рукой.
– Роуз говорила, что одно из мест в Совете следовало бы отдать мне. Она считала, что так я мог бы принести кое-какую пользу. Не давай им запугать себя, Дэл. Ты стóишь десятка таких, как они.
– Папа, так ты делу не поможешь, – заметила мама, устало массируя переносицу. – Пожалуйста, держи все это при себе хотя бы до тех пор, пока мы не доберемся до дома.
Презрение, с каким Монти относился к Совету, для меня не было сюрпризом. Оно было вызвано фактом, что Члены Совета так и не смогли отыскать его супругу, мою бабушку. Однако если бы его слова услышал кто-нибудь из недоброжелателей, они могли быть истолкованы как угодно.
– Между прочим, я все помню, – сказал Монти, постучав себя по лбу согнутым пальцем.
Я подумала, что, наверное, было бы лучше, если бы он остался дома. И тут вдруг до меня дошло, что в вестибюле нет еще одного члена нашей семьи.
– А где Адди? – спросила я.
Отец ухватился за узел своего галстука. Путешественников, особенно тех, кому доверяли проводить зачистку поврежденных миров, редко можно было увидеть при параде, в костюмах, отглаженных рубашках и галстуках. Теперь я поняла почему. При их работе подобная одежда становилась помехой.
– Она еще там, внутри.
Я
