В нем участвуют уже не один или два лося разного пола, представляющие простую схему оплодотворения, как это было прежде, а звери и люди – охотники с луками, люди-колдуны, за спинами которых стоит, в свою очередь, носитель таинственной и могущественной потусторонней силы – божества или, скорее, божественная чета.
Само собой понятно, что теперь требовалось несравненно большее, чем прежде, искусство, чтобы соответственно организовать все это пространство и так расставить в нем все эти разнообразные фигуры, чтобы они с наибольшей ясностью выражали соединяющую их общую сюжетную связь, единство действия.
В соответствии с изменившимся содержанием изменяется и композиция рисунков, образующих сложное многоплеменное целое, не замкнутое и не статичное, но целиком, во всех своих частях динамичное, насыщенное действием.
Фриз из Синской писаницы представляет своего рода триптих, каждая из трех частей которого имеет определенный смысл и целостное содержание, подчиненное одному замыслу всего рисунка. По двум противоположным крыльям рисунка располагаются два главных участника изображаемой сцены, основные герои повествования. Слева виден лось, идущий навстречу своей жертвенной участи. С другой стороны, помещаются мифические сверхъестественные существа, вероятно, мужское и женское, от которых зависит успех охоты, владельцы дичи и даятели охотничьей добычи. В центральной части триптиха помещаются охотник с луком и колдующие человечки, неразрывно связанные с организующей волей двух божественных существ, выполняющие роль посредников между богами и людьми, способствующие своими колдовскими действиями успеху охотничьего промысла.
Единство композиции, наглядно выражающее единство действия и его определенную направленность, подчеркнуто не только взаимным расположением фигур, но и тем, что они графически связаны друг с другом, взаимно переплетены. Столь характерное для данной группы писаниц переплетение запутанных линий рисунка, вероятно, имеет глубокий смысл – выражая внешним образом не просто смысловую часть отдельных частей рисунка, но и их мистическую связь. Наиболее глубокий, сокровенный смысл рисунка скрыт именно здесь, в этой связи, в том, что здесь в предметной форме выражено действие единой и всепроникающей силы, исходящей от главного лица, двойственного мифического образа-тотема. Ее призывают колдующие человечки, она влечет зверя к человеку, именно она делает лося жертвой охотника. Это и есть, очевидно, загадочная «манна», или «оренда», о которой так много писали этнографы и историки первобытной культуры, пытавшиеся видеть в представлениях о ней элементы первобытного пантеизма или даже монтеизма.
Наиболее близкой аналогией рисунку из Синской писаницы с этой стороны является рассказ тавгийского шамана Дюхадие, записанный А.А. Поповым:
«К каждому человеку, – говорил Дюхадие, – от его создателя опускаются сверху нити. Я пробую их крепость, потягивая. Если они при этом недостаточно
