проявлениями.
Я знала, что меня не остановят. Хореограф не смог бы прервать композицию, которую придумал сам.
Его «Стихии» не повторял никто и никогда. Сам Деверо исполнял их на публику редко, но, мне кажется, наедине с собой он мог делать это чаще. Однажды увидев этот танец я уже не могла остановиться – учила движения и проживала их день за днем, пока не начала чувствовать, как Джонатан. Танцевать как Джонатан. Быть Джонатаном.
Я не показывала этот танец никому – не хотела лишних разговоров. Но сейчас уже всё равно.
Обратный отсчет пошел.
Музыка оборвалась, и я остановилась в той же точке, откуда и начала. Никто не говорил мне «стоп», никто вообще ничего не говорил. Это было немного против правил, я обязана была двигаться, пока меня не остановят, но «Стихии» не тот танец, чтобы повторять бесконечно.
Я повернулась, не замечая никого вокруг, кроме Джонатана. Только его чуть побледневшее лицо со сжатыми челюстями. Через несколько секунд он очнулся и хриплым голосом сказал:
– Принята.
Тут же все пришло в движение. А, может, двигалось и раньше – я не знаю. Пара студентов неуверенно захлопала, Маргарет начала что-то говорить. Я же отошла в сторону и закуталась в кофту с капюшоном.
– Так, студенты, – Джонатан прочистил горло. – Сейчас перекусите, и жду вас примерно через сорок минут. Сегодня мы начнем чуть позже, но в будущем не опаздывайте – начало занятий ровно в полдень. Мисс Делевинь, задержитесь.
Я осталась ждать его в проходе.
– Я мог вас не принять. Танцевали не вы.
Я вздрогнула. Значит, он понял? Это становилось немного опасным, но у меня не было выбора. Я равнодушно пожала плечами и подняла к нему абсолютно спокойное лицо, хотя внутри меня все дрожало от такой близости к мужчине. От вида жилки, бившейся на его шее. От обволакивающего запаха, источника которого я не могла определить.
Какой же у него рост? Метр девяносто? Я не стала спрашивать, это было бы уже перебором. Только пожала плечами и вздохнула:
– Нет, не могли. Теперь вам интересно, как же танцую я.
И вышла из студии.
ГЛАВА 2
Кьяра
Нас в группе оказалось двенадцать.
Нескольких человек я знала; других видела впервые. Мы не разговаривали, погруженные в собственные переживания: каждый постарался занять свой кусочек студии, очертив невидимой линией личное пространство. Нам предстояло, фактически прожить вместе последующие две недели под присмотром наставника; и тем ценнее были минуты в студии, которые мы могли провести наедине с самими собой.
Хоть я и пыталась отвлечься, мысли мои возвращались к Джонатану. К его вытянутому, мускулистому телу, больше подходящему воину, чем танцору – но я знала, что двигался он легко, даже слишком легко, презрев гравитацию.
К его коротким, темным волосам,
