сопротивлением, быстро получишь под ребра кинжалом, а то и просто кулаком.
Оле ниже меня ростом, но гораздо сильнее. Отбросить его клинок в сторону, одновременно заставляя стражника раскрыться, вряд ли получится, а вот отскочить, разрывая дистанцию и лишая давящую руку опоры… Не успеваю. Оле со всей мочи толкает меня в грудь.
Под каблуками оказывается лед. Скольжу, неловко наклоняюсь. Тут же получаю по шее тупой стороной палаша. Не больно, но обидно.
– Все, условно убит. Герда, обойдемся без оплакивания и горестных воплей.
Еще одно женское оружие – громкий крик. Оле как-то предложил Герде заорать изо всех сил. Тихая девушка заблажила так, что соседи и стражнический патруль чуть ли не с другого конца улицы примчались, узнать, где горит, кого убивают? Пришлось Оле возвести поклеп на некую ни в чем не повинную мышь. Герда на Свана обиделась, мышей она любит. Вопли сразу были зачислены в достаточные умения. Мне бы Оле хоть раз что-нибудь простил…
– И что это был за кожекрыл взлетающий? – ехидно интересуется Сван. – Падаешь – падай. Сколько времени ты потерял, размахивая конечностями? А как при этом раскрылся, и говорить не буду, страшно. Смотри: завалился правильно и все, достать тебя уже трудно, да и удар у противника сбит. Тут же откатился, тут же встал. Понял? Изобрази. Раз пять для начала. Учишь тебя, учишь… Нет, не видать мне спокойной старости.
Заметки на полях
Далеко, в такой дали, что и подумать-то чудно, за доспешным поясом пограничных замков, в самом центре земель кочевников лежит озеро. Чистый, белый снег устилает берега его, и такой же – на льду. Ни единого следа вокруг, только чернеет посреди озера круглая ровная полынья. Говорят, что если добраться до того озера, подойти к полынье и посмотреть в студеные темные воды, увидишь всю свою жизнь. Будешь знать, как беды избежать, чем от судьбы откупиться. Только страшно это, не всякий решится, потому как, явив жизнь, покажет колдовская полынья и чью-то неизбежную смерть.
Кто-то идет следом. Шур… Шур… Герда обернулась. Нет, никого, только ее следы, неглубокие овальные ямки, заметает ветер сухим мелким снегом. Одна ты здесь, девочка. Судьбу узнавать толпой не ходят.
Еще три шага, и Герда увидела полынью.
Распахнулась, словно злобный насмешливый глаз притаившегося чудовища, уверенного, что жертва от него не уйдет. Маленькая бездна, заполненная черной непрозрачной водой. И рука Ларса, медленно, обреченно скользящая с ледяного края. Вздох – и нет ничего. Только блеснуло на пальце тонкое серебряное кольцо.
Это сон! Сон! Мерзкий лживый сон! Злые натлинги морочат, пугают, чтобы вдоволь полакомиться отчаянием и страхом. Соскочив с кровати, Герда плеснула на ладонь воды из кружки, умыла лицо, а остаток стряхнула с руки, поворачиваясь по ходу солнца. Плетущие злые сны сырости не любят, сразу разбегаются, унося с собой нехорошие творения.
Чуф, чуф,
