а то и вовсе выносили на крыльцо – вроде как остужать. А детворе радость – угощение! Потому добрая часть орехов, заготовленных с осени, уходила в конце листопада, а дети весь грудень видеть сладкого не могли, наевшись в прошедшие праздники.
– Заметила? В этом году аккурат на Осеннее Макошье23 воду замкнуло. – Серый кивнул в сторону злополучной саженки. Я-то ещё как заметила! С лета ждала хоть тонкого ледка, чтобы не вздрагивать каждый раз, когда начинается дождь.
Серый аккуратно приподнял еловые лапы, пропуская меня в убежище. Искать кто будет – не найдёт, а он каждый раз выходил, будто чуял, в какой стороне наша ёлка. Вкусно запахло старой хвоей. Я прижалась к шершавому стволу, дерево приняло меня в тёплые, хоть и стужа вокруг, объятия. Ветки сомкнулись за спиной друга – занавеску задёрнули. Серый устроился рядом, касаясь моей ноги, достал абы как запиханные за пазуху пряники. Выпечка у тётки Глаши получалась кривая, некрасивая, иногда даже горелая. Но сахару она никогда не жалела, и чаша на её крыльце пустела быстро. И так только на Осенних Дедов от неё сладкого можно дождаться. Гостей в избу не зовёт, а угощение знай выносит – всякому дом от бед очистить охота. Я хмыкнула и в свою очередь достала бережно завёрнутый в тряпицу большущий кусок пирога с грибами и жареным луком. После нашей войнушки выглядел он сильно помятым, но ничего. Если друг откажется, сама съем. Уж кому как ни мне знать, что пирог этот самый вкусный на свете. Мама пекла. А её бабушка учила. Быть может, и я когда так смогу. Нескоро, правда.
– Красивый, – соврал Серый, глядя на слепленный в блинчик пирог. – Сама пекла?
– Не, мама, – прочавкала я, успев запустить зубы в лакомство. – Будеф?
Серый, не забирая у меня пирога, вгрызся с другой стороны.
– Сестра тебе хвасталась? Они с подружками посиделки задумали. На Макошье всех дома держали – угощение готовили, так они теперь хотят. Пойдёшь?
Я помотала головой. Тоже мне, придумали. Перед Мариной ночью хорошо бы две-три предыдущих из дому носа не высовывать, не гневать Чернобога понапрасну, не дразнить. Но что им, птицам вольным, старинные заветы? Бабки наши боялись в такое время лишний раз пикнуть, ну так с чего их слушать? Вот и мне бы забыть о страхах, впитанных с материным молоком, да веселиться с подружками. Я сильнее замотала головой, будто снова ощутив на ступне ледяные пальцы. Вот ещё. Нечего мне с этими вертихвостками делать. И от нечисти всякой лучше подальше буду держаться. От греха.
– Пусть им. А я не пойду. Мала ещё. И чего мне там делать?
– Как чего? Как водится: прясть будешь. А я кудель тебе поджигать стану, чтоб закончилась скорей24.
– Я тебе подожгу! Мама уши за такое надерёт и правильно сделает.
– Это ж я для красного словца! Ну тебе что, объяснять надо, чего на посиделках делают? Посидишь, повздыхаешь, томно в глаза мне посмотришь.
– А чего это сразу тебе? Если Любава с Заряной чего мудрят, так они небось
28 октября. День, когда Земля и Вода засыпают до будущей весны.
Низкий поклон Марии Семёновой. Кто знает, тот поймёт.
