Покуда с ними черная кошка, удачи нам не будет.
Дантес улыбнулся, давая понять, что оценил шутку напарника. Им подали кофе и десерт. За десертом они еще немного потрепались. Они отбросили притворство, в котором нуждались поначалу, чтобы аккуратно прощупать друг друга и плавно войти в игру. Теперь они говорили настолько откровенно, насколько им позволяли их собственные характеры и характер их взаимоотношений. Они с полуслова понимали друг друга. Именно по этой причине разговор их был мало кому понятен.
– Я только не могу понять, – сказал Дантес, – зачем Одоевский рассказал Бенкендорфу.
– Не все уверены, что именно Одоевский рассказал… Но, скорей всего, он. По дурости. Одоевский был болтун.
– А зачем он рассказал Одоевскому? Почему не Вяземскому?
– Тоже по дурости. Все литераторы болтуны. – Геккерн знал толк в литераторах, ему случалось о них заботиться. – И Одоевский был чернокнижник. А Вяземский – нет. Хотя как знать? Может, он и Вяземскому рассказал. Но тот держал язык за зубами.
– Ведь это те отравили Бенкендорфа на пароходе? – Кто знает. Может, те, а может, тот католический поп, что над Бенкендорфом обряд совершал. . Молодец Бенкендорф: дурак дураком, а ведь успел перед смертью продиктовать несколько слов…
– Он был дурак?
– Ну, не совсем… Жоржика, например, он разыграл неплохо. Но и не слишком умный. Фон Фок был умный, но те убрали его еще в тридцать первом, сразу, как только он сказал Бенкендорфу. Но Бенкендорф тогда не поверил, да и фон Фок сказал не все.
– Почему наши не позаботились об Одоевском? – Наши тогда были слабы. Бенкендорфа сменил Орлов, а он был еще глупей, совсем как Менжинский или. . – Геккерн не договорил, но Дантес понял, кого тот имеет в виду.
– Все-то у тебя глупцы, – сказал Дантес.
– Умных было мало. По-настоящему умные – после князя Ромодановского, конечно, – были только граф Шувалов, Лаврентий и Юра.
– А Феликс? А Ежик?
– Эти были наихудшие дураки из всех. Феликс – истерик, пустой хлопотун. . А Еж вообще сумасшедший, – сказал Геккерн. Его мнение нередко коренным образом расходилось с мнением высокого начальства; Дантес восхищался его смелостью и все его слова хорошенько запоминал, но пока никому ничего не докладывал, берег на потом. – Но отдельные дураки не могут поколебать систему, являющуюся гомеостазисом.
– Но был инцидент в семнадцатом, – заметил Дантес. – Разве это инцидент? Так, небольшой конфликт интересов. Внешняя разведка, как всегда, повздорила с внутренней, восточники с западниками, да еще англичане вмешались – вечно им не сидится спокойно… Во всем этом плохо было одно: все увлеклись жидами и не позаботились о тех. Мы и сейчас наступаем на те же грабли, – вздохнул Геккерн. – Опять жиды, чеченцы, исламисты, американцы, китайцы, Сорос. .
– Ну, они же гадят.
– Да
