Морской, он остановился. Он вспомнил про шкатулку. У Никольса и Плинке его обслужил старый приказчик, которого он и раньше знал. Он не хотел спрашивать про мулата, но все же спросил. Старый приказчик наморщил свой лоб.
– Pardonnez-moi? Какой мулат?
– Темнокожий человек, – ответил он терпеливо, – он был тут вчера.
– Mais, Monsieur Pouchkine… У нас нет темнокожего человека.
– Вчера… – проговорил он растерянно.
Приказчик стоял и недоуменно смотрел на него. Он пожал плечами, купил какую-то ненужную вещь и ушел. Начинался дождь. Он ускорил шаг. Дождь припустил сильней. Один раз ему почудилось, будто кто-то идет за ним, наступая прямо на пятки. Он обернулся резко, но никого не было. Он возвратился к себе. В передней Никифор зевал по-крокодильи. Было холодно, он этого не любил, но менять нумера (окнами на северо-запад) не хотелось: он привык. Он отпер бюро и перечел записку. Завтра – воскресенье. Маленькая пантера, изогнув шею, глядела на него. Поза ее была напряженная, она готовилась прыгнуть. Пантера скалила острые зубы. Казалось, что кончик ее хвоста шевелится.
Глава третья
I
До возвращения Олега оставалось всего ничего: была уже пятница. Квартира была очень спокойная и чистая, но улица Бауманская все больше и больше не нравилась Саше. От страха и безделья они с Левой уже на стенку лезли. За обедом, когда Лева просыпал соль, Саша сказал:
– Ну все. Сегодня они нас возьмут.
– Все вы, молодежь, суеверны, – сказал Лева недовольно.
– А тебе сколько лет?
– Сорок.
– Ну и мне тоже тридцать один. Я уже давно не молодежь.
– Но ты суеверный.
– Ну и что, – сказал Саша. – Он тоже был суеверный. Он говорил о Пушкине; он знал, что Пушкин был суеверный, из популярной книги, которую поутру купил в магазине «Букберри», – не сам, это было рискованно, а мальчишку попросил за десять евро. Пушкину нагадали, что он в тридцать семь лет умрет от белой лошади или белого человека. Так и вышло: Дантес был белый человек, блондин. Лева тоже прочел эту книгу и сразу понял, о ком говорит его товарищ. Лева посмотрел на Сашу хмуро и ничего не ответил.
– Это карма, – сказал Саша.
– О-о-о… – протянул Лева; глаза его сузились, и все лицо сделалось очень неприятное. – Начинается… Карма… Биополе… Вот объясни мне, пожалуйста: что у тебя такое на шее висит?
Было жарко; они сидели по пояс голые и ели на десерт арбуз. Этот арбуз был сладкий, не как в прошлый раз. Саша умел выбирать арбузы, его еще в детстве дедушка научил. На Сашиной широкой груди – все мышцы у Саши были отлично развиты, и он гордился своей грудью, как какая-нибудь кинозвезда, – болтались золотой крест на цепочке и шнурок с амулетом от порчи и сглаза, он купил этот амулет в Турции, куда ездил еще с Наташкой. Он объяснил это Леве, хотя понимал, что объясняет напрасно. Цыплячья Левина грудь была пуста.
