сюда, и я покажу всем, как владею оружием, – Соуз-хан надменно выпятил свой живот и положил руку на саблю в дорогих ножнах.
Первым засмеялся за спиной Едигира юзбаши Рябой Hyp, за ним и воины, раскрыв в безудержном смехе рты, начали тыкать пальцами в Соуз-хана, выкрикивая:
– Медведя ему сюда привести! Видали?
– Он не пойдет медведя в лесу искать!
– Вот пусть сам и ведет его сюда! Ха-ха-ха!..
– Медведя… На веревке… Сюда…
Следом заулыбались и старейшины, качая головами и поглядывая то на Соуз-хана, то на кривляющихся перед ним воинов. Наконец тот не выдержал и, круто повернувшись на высоких каблуках, пошел к своему коню, а следом за ним соскочили и его родичи, соседи, остальные прихлебатели.
Но на другой день Соуз-хан прислал гонца с известием, что согласен принять на любых условиях участие в поединке и просил сообщить день сбора. Старейшины назначили испытание на шестой день…
На состязание собрались все люди с соседних улусов, как на большой туй-праздник[10]. Все оделись в лучшие халаты, яловые сапоги, круглые лисьи шапки. Молодые разъезжали по поляне верхом на скакунах, намеренно горяча их, показывая собственную удаль, гонялись один за другим вдоль обрыва.
Соуз-хан прискакал на белом жеребце с уздечкой, оправленной серебряными бляхами, под красным высоким седлом, расписанном восточными мастерами.
– Ого! – косились на него любопытные улусники. – Почитай, седло у него побогаче будет, чем сам конь. Видать, много отдал…
– А ты посмотри, какой на нем парчовый халат – золотыми нитками шитый!..
– А шапка кунья с красным камнем посередине!..
– Не иначе, на свадьбу собрался…
– Точно, на медведице и женим его сегодня!..
– Мало ему своих жен, так он молодую, горячую возьмет!..
– Сейчас она его разгорячит, только пятки засверкают!..
Шутки тут же смолкли, как только к собравшимся подошел верховный шаман, а следом за ним два мальчика несли большой бубен. Народ зашептался, что это уже последний бубен шамана, а стало быть, скоро ему и в заоблачные выси отправляться.
Шаман из-под тяжелых набрякших век взглянул на собравшихся, перевел взгляд на Едигира, и у того кровь застыла в жилах. Казалось, что взгляд шамана направлен сквозь него на дальний берег.
– Готов ли ты выйти на поединок? – долетел до него вопрос.
Едигир молча опустил голову вниз. Так же поступил и его противник. Шаман надолго замолчал, смотря все так же сквозь них в неведомую даль, глаза его ничего не выражали: ни радости, ни печали. Глубокая скорбь и тоска застыли в них. У Едигира начали затекать ноги, когда старший шаман поднял обе руки и произнес:
– Пусть боги выберут сильнейшего, нашему народу предстоят тяжелые времена. Отправляйтесь…
Сперва ехали верхом до дальнего урочища, где начиналось полусухое болото, с
Праздник по случаю свадьбы или – позже – обрезания у тюркских народов.
