как Праликс, которого оставили на солнцепеке лет эдак на пятьдесят – очень нервная виноградина, сморщившаяся в реально издерганную изюмину. Балатон столько времени тратил на беспокойство, что на Мулу как-то само собой свалилось еще больше работы по дому. Он был даже еще непрактичней Праликса. Праликс в хорошие дни просто валялся пластом на кушетке – а Балатон носился вокруг нее кругами, ломая руки и волнуясь, пора уже поменять на ней обивку или все-таки нет.
Кушетки, по правде говоря, были ужасно неудобные. Несколько Золотых Веков Процветания назад улицы как-то оказались сплошь засыпаны кусками пластичного, гнущегося металла. Поскольку материю уже давно никто не ткал, по городу пожаром пронеслась мода обтягивать мягкую мебель этой штукой, прибивая листы на место алмазными гвоздями. Отдать ей дань успели решительно все – прежде чем хоть кто-то рискнул признать, что получилось не только омерзительно с виду, но и весьма болезненно по ощущениям.
Мулин отец всегда говорил, что диван, пусть даже протертый до ниток, просто обязан быть удобным. Переехав к Балатону, она в ужасе поняла, что бывают дома, окончательно павшие жертвой безжалостных мод Процветания. Диван у деда был металлический, столовые приборы – золотые, тарелки – алмазные, а стены выложены рубинами. Все поверхности сверкали, все углы были неумолимо остры. Очень холодно и совсем неуютно. Охваченная чувством невыразимого одиночества, она немедленно кинулась к себе в спальню, распахнула обитую бронзой дверь и юркнула под одеяло, расшитое всего-навсего пригоршней изумрудов.
Мула честно подождала, пока кто-нибудь придет и утешит ее. Может быть, Балатон, и уж наверняка Праликс. Ни тот, ни другой не явился. В конце концов она вышла, обнаружила список покупок, придавленный к столу опалом, и потопала на базар – брать на испуг немногих оставшихся торговцев и вымогать у них нечто похожее на ужин.
С тех самых пор Мула просто смирялась и жила. Когда Праликс присмирел, все стали беспокоиться о нем еще больше, а она только кусала губы и думала: интересно, а меня тут хоть кто-нибудь когда-нибудь услышит?
В том-то и была проблема. Она могла бы… да, реально могла бы поджечь на себе одежду, и все тут же страшно разволновались бы, как это отразится на бедняжке Праликсе.
Однажды она даже предложила ему пойти прогуляться среди песчаных садов или в горы, но он объяснил, что просто не в силах этого сделать. Хоть бы попытался, лентяй! Но нет, Праликс только и знал, что валяться на своей идиотской металлической кушетке или уныло слоняться по городским улицам.
Как-то раз она спросила, чем он занят.
– Думаю о смерти, – ответил он.
Все дело в цифрах, думала про себя Мула. А знаете что? Я больше не могу этого выносить. Не могу и всё. Праликсова хандра и дедулины беспокойства. Хватит, с меня довольно. К тому же где-то примерно в это время она кое-кого встретила. И совершенно случайно в ту же самую секунду поведение брата сделалось не в пример хуже.
По наклонной он покатился аккурат во время Золотого Века Процветания. Стоило ей познакомить брата с Кимусом
