настолько шокирует меня этот парень. Ринат выглядит как бродячий эльф, который сражался с бомжами. Причём бомжи ему чисто из жалости уступили, не забыв поделиться безразмерным свитером и широченными штанами. Его (наверняка больную) голову венчают торчащие во все стороны светлые дреды, но отнюдь не это меня обескураживает. Глаза! Они у него разных цветов. Правый небесно-голубой, а левый – изумрудно-зелёный. "Да ты не Трошин, ты – Тролль".
"Чпок" – это смачно лопает надутый мною пузырь, облепляя нос и подбородок. Илона дёргается. Я же в свою очередь и вовсе чуть на пол не сползаю, сражённая наповал широкой улыбкой Рината, которая обнажает металлические брекеты.
Вот он, истинный шарм тинэйджера во всей своей красе.
– Что за чмо?! – скрежещет старческий голос откуда-то снизу.
Вот теперь настаёт и мой черёд вздрагивать. Илона, виновато вспыхивая, отступает в сторону и моему изумлённому взору предстаёт высокая клетка с невзрачным, серым попугаем.
– Чмо-о-о! – китайским болванчиком дёргается птица, не сводя с меня глаз. – В рот мне ноги! Что за чмо?
– Ринат, говорила ведь, надо было дома его оставить, – поворачивается к сыну Илона. – Так неудобно вышло!
– Глиста в корсете! – не унимается птица.
Мне ничего не остаётся, кроме как, натянув повыше совсем уж неприлично сползшую майку, обхватить себя руками. Матерщинник явно обращается ко мне. Илона же, поняв, что Ринат не собирается предпринимать каких-либо действий, разворачивается в мою сторону.
– Он всегда такой – извиняясь, лепечет Илона. – Ринат выкупил Герочку у бомжей. Мы никак не можем отучить его сквернословить.
– Всё же, насчёт бомжей я оказалась права, – торжествующе обращаюсь к Ринату. – У них затариваешься…
Он гневно сжимает губы, но молчит. Тюфяк.
– Дурилка картонная! – отважно заступается за хозяина птица. Зря, зря…
– Что за шум, а драки нет? – весело встревает в наши разборки папа. Затем он замечает меня, и становится очевидно – драка будет.
– Па, это такая шутка, – пячусь я вдоль стены. Его взгляд мне ой, как не нравится.
– Это ещё что за безобразие?! – отметает мои оправдания отец. Особо не церемонясь, он хватает меня за волосы и чуть ли не волоком тащит в ванную.
– Чмо! Чмо! – победоносно скрипит нам вслед мерзкий Гера.
"Ненавижу", мысленно повторяю, пока отец яростно вспенивает мою склонённую над раковиной голову. Ядовито-синие струи воды стекают, смывая слёзы, но не мой позор. За 14 лет папа ни разу не повысил на меня голос, чего уж говорить о подобном, да ещё и прилюдном, унижении.
– Разве так я тебя воспитывал? – зло рычит он, швыряя мне полотенце. – Такая же эгоистка, как и твоя мать. Чтоб через 10 минут, была за столом!
Обида ядовитой горечью расползается на моём языке, разъедая уместные сейчас извинения. Я, молча, выскакиваю из ванной
