мы опять пережили тревогу. Все жильцы, что над нами, спешно куда-то уехали.
23 июня. Следующая тревога была уже ночью. Но я не поднимался с постели; вот в этом-то самообладании и заключается столь необходимое приспосабливание к войне. Нужно пройти через первичный страх и победить его. Как бы ни было подчас не по себе, жить нужно не меняя своих привычек: только таким путем можно сохранить себя – свою бодрость и свою трудоспособность на продолжительное время. Если быть нам еще и при новой войне, не забудьте этого совета…
24 июня. Посетил один из ближайших пунктов разрушения. Здесь на месте зданий – руины… Жуткое зрелище; гораздо более жуткое, чем предполагал я… Пусть это обыденное зрелище всякой войны – всякого меча и всякого огня. Но в этой обыденности – необыденный знак безлюбовной жизни. Жоржик провожал меня в этой печальной прогулке; его нежная душа содрогнулась от вида этого разрушения…
С сегодняшнего дня в нашей квартире стало спокойнее, т. к. все свободные комнаты заняли жильцы, прибывшие из особо опасных районов города. Сразу же дом ожил, а с этим ожила и надежда, что и на сей раз, по воле Божьей, все образуется, и все трудности и сложности когда-нибудь останутся позади. Все в судьбах человеческих – Божие: и периоды скорби, и периоды радости; и минуты ужаса, и минуты покоя…
26 июня. Александрия напоминает обреченный город. Прежде всего, он значительно опустел. Многие поддались-таки панике (главным образом туземцы) и предпочли страшному городу глухую провинцию. Эта обреченность города сказывается во всем: в сравнительно малом движении, в отправке английских семейств в Палестину (а сколько их было здесь!..), в то и дело караваном уходящих платформах, фургонах и возах с пожитками и, конечно же, больше всего – в вечерней и ночной абсолютной тьме, в раннем замирании жизни…
27 июня. Александрия продолжает спешно перестраиваться. Возле многих зданий появились уже защитные стены из кирпича и бетона. Подводы с вещами все чаще и чаще появляются на наших улицах. Все это – в трогательно наивном, беспомощном порыве самозащиты… Город буквально на глазах преображается, становясь каким-то горестным, теряя последние искры еще совсем недавней жизнерадостности.
Но есть и хорошие стороны в этой непрестанной тревоге сердца: все как-то охотнее и крепче сближаются, ища друг у друга внутренней поддержки; все чаще имя Божие на устах…
3 июля. Побывал на станции. Обычно полупустующий вокзал ужаснул меня сегодня… Огромный поездной состав переполнен до отказа. Места берутся с бою, многие проталкивают свой багаж в окна, да и сами за ним следуют, подталкиваемые сзади услужливыми родственниками. И все же далеко не все разместились: огромная толпа осталась дожидаться следующего поезда. Крик, шум, невообразимая толкотня… Здесь и арабы, и европейцы, но арабов, конечно, подавляющее большинство.
Возможно, что в Александрии осталась всего половина жителей.
Несколько вагонов полны англичанами и их семьями: сегодня эвакуируются
