сторожить поставила, а не есть их!» Я слушал ее, но продолжал есть. В это время подошел Васька Попков, посмотрел на это и изрек крыловскую сентенцию: «А Васька слушает да ест!».
В другой раз Вася попросил меня подстрелить грачей, чтобы их тушки выставить у просяного поля. Дело в том, что у его дома испокон века росли высоченные тополя и ежегодно они наполнялись грачиными гнездами. Соответственно, они делали налеты на их огород, который был поблизости. Василий попросил у нашего школьного преподавателя физкультуры и военрука мелкокалиберную винтовку для этой цели. Как ни странно, преподаватель доверил ему и дал три патрона, а я как раз был неплохим стрелком. Тремя патронами двух грачей я снял. Не знаю, помогло ли это ему сохранить урожай или нет, но почему-то запомнилось мне это на всю жизнь.
Года три назад я списался с Василием Ивановичем, мы обменялись с ним воспоминаниями и книгами. В детстве он был для всех примером – шел на золотую медаль, хотя окончил школу с серебром. В этом смысле он был, конечно, белой вороной среди школьных дуралеев. Впрочем, те, кто учился уже в старших классах, учились хорошо, старались, тем более те, кто был из других сел. Ну, а оболтусы по большей части ограничивались семилеткой. Я почему-то потерял тогда всякое желание учиться, решил работать в колхозе. Мать уговорила директора взять меня в восьмой класс. Директор в конце концов согласился, но при условии, что я в сентябре буду вместе со школьниками работать в колхозе. Я отработал. Но когда я пошел в школу, то испытывал некоторое стеснение и оттого, что уже пропустил какие-то занятия, и оттого, что смотрел на формулы и ничего не понимал в них. Физику и математику преподавал Кречетов Григорий Иванович, по прозвищу Штрын. Потом он стал героем рассказа «Штрын и Тарзан». Из учителей школы помню еще жену Григория Ивановича Елену Сидоровну Кречетову – она преподавала историю. Очень строгая была. Мы ее недолюбливали и боялись. Недавно Василий Иванович Попков написал мне, что она еще жива, дай Бог ей здоровья.
Все остальное в памяти смутно. Восьмой класс я не закончил. Мать огорчилась и послала на работу в колхоз. По возрасту и по небольшому моему росту я был мало к каким работам годен. Помню только, что недели две ходил с бабами на снегозадержание…
Челябинск
Первые годы
Как сейчас в глазах стоит картина: станция Хлудово, я стою в дверях тамбура, поезд набирает скорость, а мама бежит вслед ему и машет мне, машет… И я машу рукой до тех пор, пока вижу ее. Мне жаль маму – она остается одна в деревне, в родной моей Хомутовке, где я прожил пятнадцать лет. Сейчас не могу вспоминать эту картину без слез. Молодость бесчувственна – не помню, были ли у меня на глазах слезы, едва ли, а если и были, то быстро высохли. Все-таки я ехал в большой город, в будущее, которое рисовалось мне светлым, да и вся жизнь была впереди.
Мама отрывала дитя от сердца, понимая, что в большом городе со мной все может случиться, но и сидеть в деревне было бесперспективно,
