доходяг и пять бычков!
Как пахнет травами с долины
После соломенных пайков!
Коровы – узницы госпланов -
Гремят цепями до утра…
Клубятся стылые туманы.
И дуют вольные ветра!
А на правлении про то же -
Про план, который все «растет».
И солнце красное, тревожась.
Над речкой вздыбленной встает.
Трещат багровые пожарища
Зловещим отблеском беды…
Но гулко вдруг дохнуло с пастбищ
Весенней вольностью воды.
Любовь
«Наглей комсомольской ячейки…»
(О. Мандельштам).
Устав от речей и маразма,
Я нежные чувства храню…
Без всякого смеха, сарказма,
Любовь вам раскрою свою.
Наглей комсомольской ячейки,
Наглей, чем правдивый партком,
Веселый, я шел в телогрейке
С конвойным – в веснушках ментом.
В вокзальной толпе проституток
Разгульный, задержан был я.
Пятнадцать ровнехоньких суток
Отмерил народный судья…
Народней народ год за годом,
Хотел он, наверно хотел он судить.
Но я не хотел быть народом,
Меня заставляли им быть!
А солнце сквозь тучи светило,
А травы цвели по весне…
Никто за меня не стыдился,
Но не было стыдно и мне!
С лучами сдружась золотыми,
Качались деревья, смеясь.
Я знал – между мною и ими
Есть явная, кровная, связь…
Как вождь завещал – на заводе
Кладу я кирпич на кирпич.
Хорошая нынче погода,
Хороший напарник мой – бич…
А что еще надо? Так вышло:
Рожденный в бездушной стране,
Стремясь быть и лучше, и выше,
До гроба прописан на дне.
Мой мент, белобрысый парниша,
Смотрел на меня свысока,
Хоть знал – он ни ниже, ни выше,
Такого, как я, – дурака…
Пусть разные мы на планете,
В одном; мы, конечно, равны:
Мы все здесь сироты и дети
Своей умерщвленной страны.
И я вас люблю беззаветно,
Любовью больной и большой,
Так любят бездомные дети
Наивной несчастной душой…
А детство, попробуй, убей-ка!
Люблю, бескорыстно притом,
Наглей комсомольской ячейки,
Наглей, чем правдивый партком.
Лишь только бы помнить, что с вами,
Как с дальней звездой, что искрясь,
Призывно мне светит
