колодца не видать…
Селиван взошёл на горку.
Среди каменных вершин,
На песке сухом, как корка,
Старый глиняный кувшин!
Что за случай, что за чудо?!
Запечатан! Что же там?
Жемчугов и злата груду
За глоток воды отдам!
Селиван своей рукою
Поднял глиняный сосуд.
Что же там внутри такое?
В сердце трепет, в пальцах зуд!
Дёрнул пробку – без успеха.
Прикипела, мать ети же!
Селивану не до смеха.
Поднажал, схватив пониже.
Бац! И вылетела пробка!
Что-то скрипнуло едва.
Из кувшина очень робко
Показалась голова.
Щурясь от дневного света
И чихая непрестанно,
Голова, при всём при этом,
Повернулась к Селивану:
– Кто, волшебник ты, иль воин?
Или раб у господина?
Знай, ты милости достоин,
Как освободитель джина!
– Джин?! Вот это нам в новинку!
О таком мечтать не мог!
Кто ж тебя, да в эту крынку
Засадил, помилуй бог?!
Джин ответил из кувшина:
– Ты меня пойми, хотя б:
Я, хоть древний, да мужчина.
Погорел я из-за баб!
Здесь, у местного владыки
Тайно пользовал гарем.
То и грех-то невеликий:
Сам он немощен совсем.
Но, прознав мои интриги,
Взбеленился, сучий сын.
Повелел одеть вериги
И на тыщу лет – в кувшин!
– Сколько ж ты провёл в темнице,
Року верен своему?
Так над джинами глумиться
Не годится никому!
– Триста лет, а может, боле,
Кто теперь-то разберёт?
Время ведь, не хуже моли
Память точит и грызёт…
– Что ж, такого я, земеля,
Не желаю и врагу!
Я без баб и две недели
Обойтися не могу!
Джин вздохнул и спрыгнул наземь.
Ростом, даром что, вершок.
Тощ, нескладен, безобразен,
Но – изряден корешок!
– Не гляди, что я тщедушен.
В полюбовных-то делах
Не размер, а опыт нужен!
Так-то вот, акбар Аллах!
Я постранствовал по свету,
Повидал и дев, и жён.
И теперь на тему эту
Я весьма вооружён.
Ну, а ты откуда родом?
Как зовёшься, пеклеван?
– Я из русского народу,
Моё имя –
